Торсби не сразу ответил, несколько растерявшись от такого быстрого перехода на другую тему.
— Как я сделал этот выбор? Э-э, во время молитвы к Святой Деве мне был дан знак, и я сразу понял, что мое призвание — церковь.
— Разве вы не младший сын?
Торсби улыбнулся.
— Да, но до тех пор я успел стать весьма полезным для королевского двора и быстро продвигался наверх. Я бы все равно наверняка занял прочное положение среди придворных. — Торсби уставился в огонь. — Хотя в наши дни возвыситься при дворе не такая уж большая честь — это стало слишком легко.
— Так, может быть, моему зятю есть на что надеяться? — с улыбкой поинтересовался Ридли.
А потом он вдруг довольно громко отрыгнул. Торсби даже перестал всматриваться в огонь и поднял на него взгляд. Ридли покраснел.
— Прошу прощения, ваша светлость. — Он снова отрыгнул.
— Может быть, ужин виноват?
— Нет. Каждый вечер одно и то же. Это длится уже несколько месяцев.
— Даже несмотря на снадобье вашей жены?
Ридли кивнул.
— Знаете, иногда у меня возникает подозрение, что в некотором отношении мне даже стало хуже от ее помощи. Но в последнее время мы достигли с ней шаткого мира в наших отношениях, и мне никоим образом не хотелось бы его нарушить.
— Выпейте бренди, надеюсь, это поможет вам переварить пищу.
— Очень мягкий напиток. Очень мягкий. — Ридли состроил гримасу, пытаясь подавить очередной приступ изжоги, и поднялся. — Ваша светлость, думаю, пора и честь знать. Завтра мне предстоит долгое путешествие, а я, как сами видите, уже не так крепок, как раньше.
Торсби довел Ридли до дверей. Мейви подала гостю накидку.
— Не хотите, чтобы мой секретарь, брат Микаэло, проводил вас до гостиницы? — предложил архиепископ.
Ридли выглядел смущенным.
— В этом нет нужды. В самом деле. Я привык ходить один. Да и до таверны рукой подать.
Торсби пожалел, что так легко уступил, когда на следующее утро архидиакон Йоханнес наткнулся на тело Ридли во дворе собора.
— Я не раз слышал, что перерезанное горло называют омерзительной улыбкой смерти, — сказал Йоханнес с пепельно-серым лицом. — Мне тоже так показалось. Глаза уставились в небо, губы посинели, а под ними образовались еще одни губы — сатанински кровавые… — Его передернуло. — А вместо правой руки — обрубок.
Торсби подвел Йоханнеса к стулу.
— Присядь. Микаэло сейчас принесет бренди. Прости, что заставляю тебя говорить об этом. Но на левой руке Ридли остались два кольца?
Йоханнес кивнул.
Тем же утром, чуть позднее, каменщики, работавшие на строительстве придела Святой Марии, нашли окровавленную тряпку, но ни руки, ни драгоценных колец в ней не было.