Мимо прошел высокий бледный юноша. Он остановился недалеко от меня и, к чему-то прислушиваясь, гневно погрозил пальцем.
В стороне, куда погрозил больной, никого не было. Я насторожилась, готовая каждую минуту убежать к товарищам. Но стало ясно, что больной занят собой, и мой страх исчез.
Мы продолжали обход. В конце коридора увидели плачущего, убитого горем старика.
— Что вы, дедушка, плачете? — спросил участливо профессор.
— Все родные мои сгорели. Давеча похоронил жену и детушек.
— Но ведь сегодня утром к вам приходили жена и сын, — напомнил профессор.
— Нет, не было их. Всех матушка-земля укрыла, — заплакал старик, утирая слезы рукавами халата.
Мы увидели больного, считавшего себя философом. Небрежно перебросив через плечо, словно греческую тогу, свой халат, он шагал по коридору медленно, с гордой осанкой, видимо о чем-то размышляя.
Профессор показывал все новых больных.
Наша группа направилась в отделение «для спокойных больных». То, что мы увидели здесь, показалось еще более удивительным. Мы вошли в просторный чистый коридор. Паркет отсвечивал зеркальным блеском. На окнах висели красивые шторы, на стенах — картины в золоченых рамах. В огромном светло-голубом зале была уютно расставлена мебель, столы покрыты вышитыми скатертями, в углах стояли пальмы. Все это вместе с солнечным светом, обильно лившимся в широкие окна, создавало ощущение покоя. Одни больные читали, другие беседовали или занимались ручным трудом.
У стены на диване сидел широкоплечий красивый мужчина. Тонкие, с изгибом губы, ровный нос, высокий гладкий лоб, светлые шелковистые волосы и серые глаза — все выражало полный душевный покой и что-то еще, чему я не находила названия.
При моем появлении больной вежливо встал и сел только тогда, когда я отошла. Так ведут себя воспитанные люди в присутствии женщин.
«Совсем нормальный человек!» — подумала я. — «Как он попал в сумасшедший дом? Как мало он похож на того юношу, который грозил кому-то в пространство».
Мне хотелось спросить этого человека, не произошло ли здесь врачебной ошибки?
Обход с профессором продолжался.
Я стала присматриваться к врачу отделения. В моем представлении психиатры были людьми необычными. А врач оказался простой скромной женщиной Анной Ивановной Мироновой. Она терпеливо выслушивала каждого больного и мягким, уверенным тоном давала советы. Я заметила, как после беседы с ней встревоженные выглядели более спокойными, капризные — послушными. Видимо, эта женщина воплощала в себе врача, начальника, мать и друга. На всю жизнь запечатлелись у меня в памяти ее большие темные глаза.