— Щит?!
— Называй, как угодно: щит, заслон, преграда… Таких именно мест наши предки боялись, старались стороной обходить, потому что в заговоренном месте человеку всякая чертовщина мерещится: видения, страхи-ужасы… Оттого эти сектанты и живут, никем не найденные, никакому закону неподвластные: людей воруют, беглецов смертью карают. Таких никакой строй не потерпит! Где это видано, чтобы месторождение алмазов государство кому попало разрабатывать позволило!.. Много, говоришь, у них богатств?
— Немерено!
— И что же ты, Черному Паше все это так и выложил?
— Все, да не все! — хитро сощурился Ян.
— Ох уж эти мне крестьяне!.. Кто их обманет, три дня не проживет! Давай, выкладывай, какие знания зажилил?
— У них кроме этого, как ты говоришь, щита, все хозяйство от постороннего взгляда упрятано. Снаружи посмотришь — убогая хатенка к скале прилепилась, а внутрь войдешь, крышку с подвала снимешь — мать моя! Во все стороны под землей ходы разветвляются! Только два из них — выходы наружу, остальные — ещё глубже в землю. Я сразу даже не понял, отчего у этих людей, у пленников, такие бледные лица. Думал, из-за освещения. А потом понял: они же круглый год солнца не видят!
— Почему же один раз тебе удалось за этот щит прорваться? — задумчиво проговорил Федор. — Ты не мог бы вспомнить, когда, в какое время суток это было?
— Конечно, помню: среди ночи. Днем я попробовал себе их представить ничего не вышло, а ночью будто колокольчик в голове звякнул: иди, теперь свободно!
— И все-то чудеса у тебя ночью случаются: то Светлана позовет, то колокольчик зазвенит…
Ян понурился.
— Ты посмеиваешься, а меня это нисколько не радует! Я бы хотел жить, как все нормальные люди, безо всяких там чудес!.. Давай-ка сейчас лучше к Крутько пойдем — у меня весь вечер Светлана из головы не выходит. Зови полового [7], как ты ему пальцами щелкаешь?
— Гарсон! — опять позвал Головин, но на его зов поспешно подошел совсем другой человек.
— Извиняйте, господа, небольшая неприятность: у официанта что-то с сердцем случилось… Я в момент посчитаю, не задержу вас! — его карандаш проворно забегал по бумаге.
Федор посмотрел на товарища.
— Ладно! — сдался тот и предложил: — Я могу посмотреть вашего больного, как, можно сказать, практикующий студент…
— Сделайте милость! — расплылся тот в улыбке. — Я — позвольте представиться — администратор этой ресторации. Мне всякие болезни на работе вовсе ни к чему! И чтобы наши посетители не думали, что их больные люди обслуживают… Но раз господа сами врачи, они понимают… — он торопливо семенил рядом. — А за лечение нашего человека я с вас за ужин денег не возьму! На здоровье, как говорится, за счет нашего заведения…