Повесть о детстве (Гладков) - страница 155

Иванка плясал и захлебывался:

- Клади еще! Он вон какой смирный да румяный.

Молчит!..

Алеха решительно и деловито распорядился:

- Бери, Ванька, третий! Плавно давай!

Но положить третий мешок на первые два было трудно, и они стали раскачивать его, чтобы легче было вскинуть наверх. Ноги дрожали у Лукони, и мне почудилось, что он глухо простонал. Я закричал и бросился к Ваньке:

- Чего вы делаете! Разве можно? Сбрось мешки-то, Луконя!.. Ведь они измываются над тобой...

Но Луконя стоял неподвижно, жалко улыбаясь. Лицо его распухло и стало сизым. Меня оттолкнули в сторону, и я упал. Но вскочил сразу же и озлился. Я до боли в сердце возненавидел всех этих озорников и бросился к Алехе с крепко сжатыми кулаками. С разбегу я ударил головой в живот Иванке. Но он отбросил меня, как собачонку. Я кубарем полетел в снег. Парни заржали, а Иванка яростно закричал:

- Возьми его! Полкан! Рыжик!

Но собаки обступили меня и стали обнюхивать, тычась мордами в мое лицо и руки. А я, замирая от ужаса, смотрел на них и не шевелился.

Кто-то поднял меня за шиворот и Поставил на ноги.

- Эх, какой ты силач, аршин с шапкой!.. Спроть всех на кулаки пошел... Ведь вот ты какой бесстрашный!

Около меня топтался маленький старичок. Одной рукой он напяливал мне на голову шапку, а другой сбивал снег с шубенки. Он смеялся, а жиденькая бороденка дрожала, запушенная инеем. Это был пожарный Мосей, веселый балагур. Я опять бросился к парням, но он цепко схватил меня за шиворот.

- Будя, будя! Ишь ты, кочедык с лычкой! Какой храбрый!

А я рвался из его рук, ревел и махал кулачишками.

- Ничего-о... - смеялся и кашлял Мосей. - Они ведь играют. Луконька-то ведь зна-ат! Они ведь не со зла.,. Рады поозоровать-то. А ты погляди-ка вместе со мной: выдержит он али трюкнется? Я однова поспорил эдак: вот, мол, пухом слечу с пустыми мешками в руках с избяного конька.

Народу собралось - страсть! А я стою с мешками-то, а мешки-то на веревочках, и думаю: хоть убьюсь, а народ пбтешу. Ну и бросился. Очнулся, а меня водой отливают.

Смеху что было! Мне бы надо мешки-то мухами набить - не догадался, тогда бы я выше колокольни полетел.

На Луконю положили третий мешок, и все окружили слепого и не сводили с него глаз. Алеха усмехался и брезгливо смотрел в сторону, как будто совсем не интересовался, что происходит около него. Иванка подпрыгивал и хохотал. Двое других парней пятились от Лукони, опираясь ладонями о колени, и подбадривали его.

- Ну, ну-у!.. Тащи, не расплещи... Потрудись для мира:

ты праведная душа. Тебе всяко беремя - с маково семя.