Что же думает Иванов о вечной памяти? Он пишет так: "Вечная память — энергия соборная и в таинственном смысле священственная. Тайно священствует, кто ей служит и жертвует, как художник, жрец Мнемозины и муз, ибо священство обращено лицом в прошлое, ему определено хранить предание предков". И вывод, который делает Иванов: "Мы все чувствуем, что живем в пору ущерба и укрощения стихийных мировых сил и стихийных человеческих энергий, но все еще слышим где-то ниже сознательной и поверхностной жизни далекую глубинную песню родимого хаоса". Я повторяю эту цитату, потому что, на мой взгляд, это очень удачный образ "далекая глубинная песня родимого хаоса". Возможно, мы ее не слышим, возможно, мы действительно живем поверхностно, как думает Иванов. Возможно, мы легкомысленны в каком-то смысле, то есть упиваемся мгновенными успехами. Следующее поколение о них уже забывает. И таким образом Иванов скорбит, что прервана единая связь отцов и детей. Он не единственный, кто об этом скорбит. Уже века два-три это явление с большим сожалением фиксируется не только в европейской, но даже и в американской мысли. С этим связано то, что Иванов называет концом культурного света. Мы забыли, по мнению этого поэта, horror fati ("ужас судьбы"). Он учит нас, что миром правит женское начало, он называет это по-разному: "единая мировая богиня" в трех лицах, три музы, дочери Мнемозины, далее трижды три музы, то есть девять муз, три менады Диониса, трехликая Геката, Артемида, Изида. Под разными именами кроется единое начало.
Иванов, кстати, задевает то, что является весьма важным вопросом. Он пытается понять язычество, которое с точки зрения монотеизма совершенно непонятно для нас, ибо мы живем под властью мужской религии, будь то иудаизм, или христианство, или магометанство. Это все типично мужские религии. Так вот, для нас совершенно непонятно, что, например, Аполлон может переходить в Диониса, Изида может переходить в Артемиду. Боги и богини могут меняться именами и функциями. Это создает немалые препятствия для понимания религии. Поэтому любопытно следить за тем, как Иванов мучительно пытается понять языческую религию политеизма, поскольку он замечательный христианин, а следовательно — монотеист. Но нельзя сказать, что он ее правильно понимает, потому что мы можем заметить, что он все равно в своей трактовке политеизма не уходит от монотеизма, когда он пишет о "единой мировой богине", следовательно, он множество все равно сводит к единству. И дальше он даже пишет, что с точки зрения "единой мировой богини" остальные египетские или греческие боги являются просто "полидемонией", то есть определенным скопищем демонов, а демоны они именно потому, что "единая мировая богиня" и есть божественное начало, а остальные боги, будь они столь велики, как Зевс и Аполлон, являются не более чем посредниками между небом и землей. То есть в лексике Средних веков они являются скорее демонами. Тем самым Иванов подходит к христианству, для того чтобы все-таки перенести акцент с Диониса как предтечи на Христа как великого Бога. И здесь ему, поскольку он в душе и по сути монотеист, гораздо легче и дышать и мыслить.