Небо простёгано птицами,
В даль я хочу улететь,
В душу впивается спицами
Всё, что зовет умереть.
Мы пережили Историю,
Кончились все письмена,
В зеркале бледной химерою,
Стаяли их имена.
С небес заструилась сюита,
В мозаику время легло,
И все, что держало поэта,
Куда-то зачем-то ушло.
Писать или с кем-то сражаться?
Уйти далеко – навсегда?
В постели с любимой валяться?
Печататься здесь иногда?
Всегда и везде перепутье,
Всегда и везде есть вопрос,
В какую ты сторону, путник,
Пойдешь как израненый пес?
И вой среди ночи раздастся,
Звук колокола – и тогда
Заливисто засмеется
На небе больная Луна.
И чувствую, что я здесь лишний,
С людьми я развёлся давно.
Живу, потому что привыкший,
Живу, пока светит окно.
Мне в доме, где божии люди
Молитву за всех принесли,
И путь их святой неподсуден,
Ведёт на вершину горы.
Но кто-то сорвется обратно,
А кто-то лишь ввысь воспарит.
А мне подниматься приятно,
Хоть тело нещадно болит.
В душе поселилась тревога,
Предчувствий волнующих сонм,
Но робко спрошу я у Бога –
Жизнь кончилась, или всё сон?
Как выключить мне свой компьютер,
Иль празден наивный вопрос,
С судьбою сыграл я адюльтер,
Но он ничего не принес.
С небес заструилась музыка,
И громы, и гласы, звук труб,
И взгляд светоносного ангела,
И Слово, слетевшее с губ.
Смущеньем внезапным охвачен,
Почувствовал наверняка,
Что огненным вихрем подхвачен –
И это есть Божья рука.
Я снова вернулся на землю,
Теперь мне ее не узнать –
Свою запоздалую песню
С конца мне придётся начать.
Владимир Бондаренко КТО НАС ЖДЁТ?
В газету "День литературы" приходят письма, упрекающие нас в отказе от обзоров политической жизни страны. "Литература, конечно же, первична для вашей газеты, но какой она будет и как сложится её судьба, займет ли она достойное место в обществе – тоже зависит от будущей российской власти", – пишут нам.
Мы решили в преддверии парламентских и президентских перевыборов опубликовать статьи и очерки о реальных ведущих политиках России, определяющих будущее развитие нашего национального государства. Писать о самом президенте мы не сочли нужным, вряд ли мы добавили бы в его портрет что-то новое. Впрочем, он и сам сейчас с неменьшим интересом присматривается к своим соратникам и оппонентам, пытаясь предугадать в них то, что интересует и нас с вами. Не столько имя будущего преемника, сколько возможное его политическое развитие. Знали ли Зиновьев и Каменев, делая ставку на Иосифа Сталина в противовес Троцкому, что их ожидает? Знали ли ближайшие соратники Сталина, выбравшие, как им казалось, самого слабого и управляемого из них, Никиту Хрущева, что их ждет ХХ съезд? Знал ли Ельцин, куда поведет постепенно страну его молодой ставленник?