подземного хода дойдем. А там, на пустыре, и коляска уже дожидается.
Собака, только что хрипевшая, вдруг взвизгнула и замолчала.
— Что с Маркизом? — спросил Лукавский.
— Не знаю, барин, — ответил Федор. — Сейчас посмотрю.
Он тут же выбежал из комнаты. Лукавский повернулся к окну и посмотрел
во двор. От правого забора к дому скользнула тень. Лукавский вздрогнул
и прислушался к шагам на лестнице. Он был смелым человеком, и смерть его
не пугала, но… смерть смерти рознь. Та, что готовилась ему, Лукавского
совсем не устраивала.
На лестнице кто-то издал стон, и после треска сломанной древесины что-то
тяжелое с грохотом упало на пол. Лукавский стоял у окна и смотрел на дверь
в ожидании неизбежной смерти. Крики на улице становились все сильнее.
Решетка ворот не выдержала и рухнула на землю. Степан выбежал навстречу
неистовствующей толпе и первым же взмахом жерди шестерых сбил с ног. Махнув
своей огромной палицей еще пять-шесть раз, Степан довольно усмехнулся
тому, как толпа отхлынула и, все еще не бросая жердь, пошел к крыльцу.
Когда он поднялся на последнюю ступеньку, в дверном проеме появилась красивая
женщина, с глазами глубже, чем море. Несмотря на мартовский холод, на
ней было шелковое белое платье, на голове такой же платок с перекинутым
через левое плечо правым концом. Тонкими, холодными пальцами она коснулась лица Степана. Он неестественно улыбнулся, выпуская из рук жердь…
Дверь в кабинет Лукавского вылетела, с мясом вырывав из косяка петли,
и упала посреди комнаты. Лукавский из последних сил сумел совладать с
собой и, не сводя глаз с чернеющего дверного проема, оперся двумя руками
о подоконник за спиной. Огромного роста человек со шрамом на левой щеке
уверенно вошел в комнату. Не задерживаясь у порога, он прошел к шкафу
и, не обращая на Лукавского ни малейшего внимания, распахнул дверцы. По
комнате, колыхнув пламя свечей и потушив половину из них, со слабым шипением
скользнул легкий ветерок. Мороз прошел по коже Лукавского, но ни взглядом,
ни жестом он не выдал ужаса, овладевшего им. Распахнув дверцы шкафа, громила
отошел на три шага назад. Из тьмы полок в полумрак комнаты пустыми глазницами
смотрело девять черепов. Громила поднял левую руку с растопыренными пальцами
и горловым звуком прорычал слова древнего заклинания. Порыв ветра вышел
из шкафа, и люстра под потолком качнулась.
На улице снова усилились крики, сначала мужские, сдержанно приглушенные,
затем женские — душераздирающие. Лукавский, не отрывая глаз, смотрел на
распахнутые дверцы шкафа. Все, что сейчас произойдет, он видел уже много