раз, только теперь ЭТО должно принести ему жуткую смерть.
Шипение ветра сменилось легким стрекотанием. Громила вскинул к потолку
обе руки. Из пустых глазниц и переносиц тонкими струйками потянулся черный
дымок. Сначала из двух, затем еще из четырех, потом из оставшихся трех
черепов. Тонкие струйки постепенно становились все гуще. Вытекающий из
черепов дымок медленно опускался к полу, после чего поднимался к потолку,
собираясь в отдельные маленькие облачка и образуя правильный круг. В комнате
что-то взвыло, словно ветер в трубе. Черные облака пришли в движение и
в дьявольском хороводе завертелись вокруг люстры.
Лукавский почувствовал холодное прикосновение ветра к щеке, со стола на
пол слетело несколько бумаг. Не останавливая хоровода, облачка опустились
к полу и по параболе медленно поднялись вверх, собираясь в большой черный
сгусток, похожий на кокон. Через несколько секунд он принял форму капли.
Вдруг капля метнулась в правый, ближний от Лукавского угол комнаты, затем
в левый, дальний, и, не долетев до него, резко изменив траекторию, опустилась
к полу. Оттуда после небольшой паузы черная капля отлетела к входной двери
и мгновенно метнулась к Лукавскому. Тот успел чуть приоткрыть рот, да
так и замер на полувздохе.
Тело Лукавского, как губка, впитало в себя весь темный сгусток без остатка.
Глаза закрыла черная пелена, тело скрючило в страшных судорогах, и Лукавский
повалился на пол. Боль была настолько ужасной, что мышцы с силой сокращались,
заставляя конечности принимать неестественные положения.
В окнах особняка то там, то тут зажигался и потухал свет. Соседи по улице
выходили из своих домов. Казалось, что все собаки в округе взбесились
от полной луны.
— Пожа-ар! — раздался зычный протяжный крик.
— Пожа-а-а-ар! — отозвалось на другом конце улицы.
Дом Лукавского вспыхнул, как порох. Он загорелся сразу и весь. От жара
лопались стекла в домах напротив. Невозможно было не то что подойти к
дому, пройти мимо по улице и то было непро-сто. Дом полыхал всю ночь,
а под утро погас в несколько минут, оставив чернеющие от сажи каменные
стены. Толпа зевак, пожарные, полицейские еще какое-то время стояли возле
пепелища, выдвигая версии о причине происшедшего. Кто говорил, что барин
продал душу дьяволу и его Бог наказал, кто уверял, что, наоборот, он был
слишком набожным и в доме всегда горело столько свечей, что немудрено
было случиться такой беде. Удивлялись, как это еще раньше все не сгорело.
1911 год
Лето в Риме было великолепным. Древний город с завораживающей архитектурой
всегда с какой-то непонятной легкостью навевал мысли о вечном. О любви.