— я замерз; мне больно. Это не смешно. Я хочу домой. Хочу в свой новый домик, хочу надеть новые кремовые брюки, что Джен выгладила, сесть в кресло, усадить на пузо близнецов, а Писклявочка покажет нам свою новую картинку. И все такое. Я хочу… черничного варенья и цукатов. О да! И картошки с плюшками. Дорого бы дал… —
не смейся! — с плюшками-индюшками… Прошу тебя, не смейся, я хочу этого
опять! Не смейся, ничего смешного в том… чтоб никогда больше не отведать печеной картошки с шоколадом, мармеладом и плюшками! Но, глядя на пончик, ужель не видишь и сигары? Да! Но, блин, мне ж обиталище строить надо! Конечно, но признай —
меня хоть не смеши! — ужель ты отказался бы испить сейчас ту —
черт тебя раздери! — чашку кофе, которой утром пренебрег?
Нет. На дырку не смотри. Не смейся: я знаю,
убирайся — а как насчет девчонки Джуди, той, что постоянно —
изыди, дьявол! — пускала зайчиков тебе в глаза на математики уроках?
— Сатана! Сатана! — знаю… тебя… не смейся — ты знаешь —
ах ты черный Дьявол! — теперь-то бы передумал?
Дьявол! Господь Всемогущий, да святится имя его, проведет меня через долину теней. Давай же, сынок, не смеши меня; это херня все, но ты-то умный.
Это не смешно! И не херня. О да, несомненно, я выкарабкаюсь, если не будет сомнения. О да, несомненно…
Несомненно! О ты, кто не засмеется в сердце своем! Несомненно, выкарабкаешься, как ты меня карманным ножом вырезал;
это не смешно — не смешно, зато все развлечение парню, —
нет, не смей смеяться, о, ты обманул меня, нет, это ты меня обманул,
нет, нет, они, о да, да, я о том и говорю, ну то есть
Он и они, в том и дело
не смей! ерунда, какая
Ох ох о нет, разница? Ну? Ну? Раз мы все обмануты?
Но, блин, сигары… О да, курить охота, но;
и боже, как же мне нравился кофе, о да, и я, и
вот это так смешно… так бесподобно смешно, так ох-ох… ххоо-о…
Пузырь истерической радости ударил Хэнку в лицо, прильнувшее, чтоб доставить Джо еще один глоток кислорода. Хэнк так вздрогнул, что потерял весь припасенный воздух. Он вглядывался в пустую тишину, откуда прежде извергался диковинный хохот. Снова набрал воздуху, опустил лицо в воду, искал губами на ощупь, пока не нашел рот Джоби… открытый во мраке, широко разверстый извержением хохота. Огромный, будто подводный грот, такой огромный, будто сточная дыра в самом глубоком океанском дне, отороченная стылой плотью… такой огромный, что мог бы вместить все моря мира.
И течение, вихрясь черной воронкой, вновь наполняло этот рот смехом.
Хэнк не попытался вдохнуть свой воздушный груз в эту безжизненную дыру. Он медленно поднял лицо, стоял, глядел на водную гладь, безразлично и невозмутимо распростертую над Джо. Безразлично, без отличий, едина и одинакова во всю ширь, во всю даль реки, до самого моря.