не приемлет то же оружие…
Я стоял, наблюдая девичьи робость и безмолвие, и очевидную готовность предложить себя, и старался отнестись философски к своей органичной ограниченности в способности принять эту жертву… как вдруг сам орган поднялся на борьбу с моей последней отговоркой и с порывистой настоятельностью потребовал шанса доказать свою состоятельность. Я стоял, не видя более перед собой никаких препятствий, и от вожделенной цели меня отделяли только несколько шагов — все резоны вырезаны, все отговорки сворочены, — и все равно голос в моей голове отказывался меня отпустить: БЕРЕГИСЬ БЕРЕГИСЬ, заклинал он. Но чего? — вопросил я, почти обезумев от смятения. — Объясни, пожалуйста, от чего мне беречься?!
ПРОСТО НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! — был ответ — ЭТО БУДЕТ ОЧЕНЬ ДУРНО…
Кому? Я в безопасности, и знаю это. Хэнку дурно будет? Вив? Кому?
ТЕБЕ, ТЕБЕ…
И вот, выстояв приличествующий период молчания, я вздохнул и замямлил что-то вроде того, что, видимо, мне будет лучше — о, при моей простуде и все такое — отправиться в постель. Она кивнула — лицо по-прежнему отрешенное — да, наверное, и правда… что ж, спокойной ночи, Вив… Спокойной ночи, Ли; увидимся, наверное, утром…
Она потупила взор перед лицом моей трусости, и я выполз из комнаты. Желудок мой мутило от досады, а сердце умирало от позора моего полного бессилия, кое уже невозможно было списывать на бессилье половое…
(Я остановил пикап перед больницей, и когда вытаскивал старика из кабины, его рука совсем отнялась — выпала из разодранного рукава, как змея выползает из кожи, прямо на асфальт. Я ее оставил. Некогда было отвлекаться. Что-то еще, только бы вспомнить…
Ночной медбрат в отделении скорой помощи остановил меня и стал что-то говорить, потом посмотрел на старика. И карандаш выпал из его руки. Я сказал ему:
— Я Хэнк Стэмпер. Это мой отец. Его придавило бревном. — Я уложил старика на кушетку, сам сел на стул. Медбрат задавал какие-то вопросы, на которые я не трудился отвечать. Я сказал ему, что мне надо идти. Он обозвал меня идиотом, требовал, чтоб я дождался прибытия доктора. Я сказал: — О'кей. Когда явится док Лейтон — разбудите меня. Как только он придет. Там посмотрим. Все. Устройте старика куда-нибудь, дайте ему крови, а меня оставьте.
Когда проснулся, мне сначала показалось, будто времени нисколько не прошло, будто я лишь сморгнул, а этот медбрат успел постареть и прибавить в весе фунтов двести, но задавал все те же вопросы, которых я и давеча не слышал. Когда же понял, что это доктор, — поднялся.
— Стоп, — сказал я ему. — Скажите только, нужна ли ему моя кровь?