До сих пор все матримониальные предприятия Метелиуса оканчивались неудачей. Все знали, что он богат, но несносного характера. Лагерная жизнь еще более ухудшила его властный и мстительный характер, и многие главы семейств отклонили честь породниться с ним. Про него рассказывали, что молодой человек был груб в обращении с женщинами, и, хотя молодая римская девушка не имела почти никакого влияния на своих родителей в решении выдать или не выдать ее замуж, тем не менее, все они до сих пор проявили мало желания войти в его дом. Метелиус, хотя, в общем, и не отличался от других особенной жестокостью, славился, однако, тем, что относился с каким-то особенным презрением и беспощадной строгостью к прекрасному полу. До сих пор он пользовался только ласками своих напуганных покорных рабынь, а потому смотрел на женщину, как на существо низшее, которое обязано повиноваться и которое за непослушание наказывают.
Метелиус был господин строгий к своим рабам, и, хотя в то время никто не проявлял особенного участия к рабам, многие все-таки находили, что жизнь прислуги молодого патриция не была завидной. После возвращения из похода в Испанию, где он принял участие в беспощадном истреблении жителей неприятельских городов и деревень, римлянин усилил еще более жестокость наказаний для своей прислуги и без всякой жалости пользовался предоставленной ему законом абсолютной властью над своими рабами.
Это роковым образом должно было превратить Метели-уса в горячего поклонника телесного, наказания женщин. Тут соединялась его природная суровость с презрением к женщине, чему еще более способствовали прежние походы. Легионер часто подвергался палочным ударам по приказанию центуриона, и вот он, в свою очередь, подвергал неприятельских жителей жестоким телесным наказаниям, вымещая на них свою злобу. Нередко молодой человек видел, как привязанных к позорному столбу испанских женщин наказывали плетью или как солдаты ради забавы хватали совсем молоденьких девушек, клали их себе на колена и, обнажив, секли розгами до крови. Метелиус и сам принимал участие в подобных развлечениях, а потому, возвратясь в Рим, он продолжал подвергать рабынь телесным наказаниям для того, чтобы вызвать приятное щекотание своих чувств. Его вольноотпущенники, в особенности Фаос, всячески старались развить эту позорную страсть. Чтобы развлечь его и расположить к себе, они за самый ничтожный проступок, а часто и вовсе ни за что приказывали подвергать служанок продолжительному сечению.
Итак, рабыни Метелиуса подвергались в самой широкой степени телесным наказаниям и не могли ждать от него никакой пощады. Женщины наказывались плетью или розгами под самым ничтожным предлогом, а часто, как мы увидим ниже, ради просто одного развлечения. Наказаний последнего рода рабыни особенно боялись, так как тогда римлянин не стеснялся проявлять без всякого удержу свою страсть к флагелляции, подвергая несчастных своих жертв страшным истязаниям. Наказываемые девушки могли кричали что есть мочи, отчаянно извиваться от боли, тем не менее наказание продолжалось без всякой пощады. Единственным пределом для строгости наказания являлась забота, чтобы кожа наказываемой не была навсегда повреждена рубцами и ранами. Но до этого предела женщины могли подвергаться продолжительным и мучительным истязаниям. Метелиус выбирал самых опытных исполнителей, которые, наказывая розгами или плетью, умели причинять возможно большую боль, не нанося коже неизгладимых повреждений, и сам он достиг в этом жестоком искусстве высокой степени совершенства. Ему не доставляло особенного удовольствия видеть, как у наказываемой девушки течет кровь, он старался достигнуть той особенно сильной боли, которую вызывают удары плетью по нежной женской коже. Он любил наблюдать, как тонкая кожа краснела, мало-помалу, под ударами плети, нервы возбуждались, что выражалось в конвульсивных подпрыгиваниях тела. То он приказывал наказывать молодых девушек, чтобы насладиться их ужасом и видом их нежной кожи; то, наоборот, приказывал сечь взрослых женщин, чтобы полюбоваться законченностью их форм а также большей выносливостью. Само собою разумеется наказания всегда производились по обнаженному телу; причем не обращалось ровно никакого внимания на вполне законную стыдливость, которую могли сохранить даже рабыни.