– Если бы речь шла только о вас, я бы поверил. Но я не могу.
Она вздохнула и сняла с подноса полотенце. Рядом с караваем хлеба на подносе лежало несколько яблок и большие куски сыра, еще были горшок с маслом и эль.
– Вы хотите, чтобы я надкусила каждое яблоко? – сухо спросила она.
– Достаточно, если вы просто разделите трапезу со мной. – Он расстелил одеяло и сел напротив нее, скрестив ноги. – Хотите подстелить одеяло?
Видя, что она колеблется, он достал еще одно одеяло и бросил ей. Она расстелила одеяло и села, грациозно поджав ноги. Им обоим было нетрудно дотянуться до подноса.
– Я делаю это только потому, что вы настаиваете, – строго сказала она.
– Разумеется. Вы не хотите, чтобы я голодал. Это благородно с вашей стороны.
Она надкусила яблоко, подняла бровь и бросила яблоко ему. Он поймал его и откусил от него в том же месте. Она нахмурилась, лицо ее приняло озадаченное выражение. Том понял, что обольстить ее легко не удастся. Она скорее всего не была ничьей любовницей. Ладно, он поищет другое средство. Пока он ел яблоко, она разломила каравай хлеба, намазала половину маслом, взяла кусок сыра и яблоко, после чего придвинула к нему поднос с остальной едой.
– Проголодались? – поинтересовался он.
– У меня не было времени поесть. Он намазал маслом свой хлеб.
– Ваш господин заставляет вас много работать.
– У женщины всегда много работы, милорд. Разве ваша мать не была всегда занята, или вы росли, ничего не замечая вокруг, как трава в поле?
Смех превратился в кашель, потому что хлеб застрял у него в горле.
– Теперь я буду знать, что вам свойственно своеобразное чувство юмора, – наконец произнес он улыбаясь.
Она изучающее смотрела на него.
– Вы сегодня слишком обходительны, милорд.
– Какой смысл вести себя по-другому? Ведь я так одинок.
– Я не могу составить вам общество здесь.
– Да я и не надеялся. – Он толкнул к ней поднос. – Вы забыли попробовать эль.
Она вздохнула, сделала большой глоток, снова отправила ему поднос, заскрежетавший по каменному полу темницы. Несколько минут они молча ели. Она откровенно изучающе смотрела на него, и в ее глазах он не заметил ни застенчивости, ни насмешки.
– Все еще раздумываете о моей матери? – спросил Том. – Воображаете, что она была ужасной особой, вырастившей непутевого сына. Раз ваш мудрый господин заключил меня в темницу, должно быть, я сделал что-то плохое.
– Я не знаю этого, милорд.
– Или, может быть, за мое освобождение потребуют выкуп?
– Речь не идет о деньгах.
– Ага, значит, хозяину не нужен выкуп. Но что же тогда?
Она покраснела, и он в первый раз заметил, что ее кожа не была такой белой, какой обычно бывает у леди; значит, она служанка, привычная к солнцу.