— Вам куда, сэр?
Не успев перевести как следует дух, Грэм уже выкрикивал знакомый адрес (а ведь мог бы поклясться, что никогда прежде слыхом о нем не слыхивал). И добавил:
— Заработаешь гинею, если поторопишься! Длинный кнут со свистом опустился на крупы лошадей, кэб рванул с места и с оглушительным грохотом помчался по тряской мостовой. Хотя Грэм и привык к космическим скоростям, ему казалось, что экипаж движется необычайно быстро. За стеклом дверцы мелькали старинные трех-четырехэтажные здания каменной и кирпичной кладки, на перекрестках дежурили полисмены в смешных яйцевидных шлемах.
Все здесь приводило его в замешательство. Странными, прежде невиданными были костюмы, фасады, средства транспорта. И все же, он, несомненно, на Земле. Вероятно, на Земле какой-то иной эпохи, но особого значения этому придавать не следовало. Если неведомые силы перестанут гонять его туда-сюда в пространстве, а ограничатся лишь сменой эпох — это шанс вернуться рано или поздно в свой, хорошо знакомый мир.
Ну-ка, что за мысли мучают его новое воплощение? Мыслей не было. А имя? Как его зовут? А, вот оно: Джон… Джон Уилберри.
В изнеможении откинувшись на спинку жесткого сиденья, Джон Уилберри трясся вместе с кэбом. Отчаяние и гнев, злость и бессилие, надежда и страх — все смешалось у него в душе. Ни подумать, ни даже шевельнуться Джон не мог. Его парализовывало чувство обреченности.
Коляску швырнуло на каком-то ухабе, повесившего голову путника мотнуло в сторону, в глаза Грэму бросилось его собственное отражение в стекле левой дверцы. Прежний его облик проступал все же в Джоне Уилберри. Русый и широкоплечий, с крупным подбородком на волевом лице, с голубыми глазами, казавшимися сейчас совершенно погасшими, Уилберри был значительно ниже Грэма — около метра восьмидесяти пяти, но этого, наверное, требовала эпоха. Даже в таком виде он выглядел гигантом среди обитателей исторического… да, Лондона.
Грэм чувствовал, что его мысли вязнут в терзавших Уилберри страстях, словно в зловонной трясине. Подобных эмоций сам он никогда не испытывал. Гнев, злость, отчаяние — это и ему знакомо, но совершенно иначе! Неужели людская цивилизация прошла через такую низость, прежде чем вступить в чистое будущее?
Он не заметил, сколько времени продолжалась поездка, по каким улицам катился кэб. Все сливалось в неразличимую мозаику людей и зданий, по которым скользил сквозь пыльное стекло кэба равнодушный взгляд Джона Уилберри. Быстрее, еще быстрее… Они въехали в квартал, где дома были пониже и не лепились друг к другу непрерывной чередой, а привольно располагались в тенистых садах за каменными оградами с ажурными решетками. Наконец экипаж резко остановился. В верхнем углу окошка появилось бородатое лицо кучера. Его губы шевелились, но затуманенный мозг Джона не воспринимал звуков. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять: они на месте.