Его глаза вновь и вновь пробегали по экранам, но истина была очевидна. На одном из них он себя видел, на двух других не вошел в кадр, для остальных пяти он словно был человеком-невидимкой.
— Что здесь происходит?.. — наконец выговорил он неузнаваемым дребезжащим голосом.
Люди вздрогнули, один из них приподнялся в кресле, но все они продолжали смотреть на экраны, никто не перевел взгляд на Грэма. Мужчина с редкими волосами, сидевший за стеклянной стеной, шарил руками по пульту. Друг за другом гасли красные сигналы на миниатюрных камерах, вместе с ними гасли экраны.
Из-за стола поднялся старик с седой гривой, одетый в коричневый костюм Он поднял чуть дрожащую руку и попросил:
— Пожалуйста, не выключайте все камеры! Оставьте вот эту… да, третью. Прошу вас…
Теперь среди матовых окон погасших экранов светился белым всего один — тот, на котором был Грэм. Люди, собравшиеся за столом, продолжали пристально его рассматривать, словно происходило что-то из ряда вон выходящее. Наверное, так оно и было… Из ниоткуда появившийся человек может вызвать изумление, даже страх. Вот только экраны эти… что-то тут не в порядке. Технический срыв, с надеждой подумал Грэм. Но почему же они все-таки на него не смотрят?
— Я, кажется, спросил, что здесь происходит! — повторил он с гневом, порожденным страхом.
Они снова вздрогнули, еще пристальнее уставились в единственный светящийся экран, будто не замечая стоящего рядом живого человека. Чуть наклонившись вперед, старик неуверенно спросил:
— Вы… с кем говорите?
— Смешно, — нервно отозвался сидевший рядом молодой кудрявый брюнет с фатоватыми усиками и чересчур самоуверенной физиономией. — Что вы, не видите — это всего лишь изображение, фантом… Какой он может дать ответ?
Грэм стремительно шагнул к говорившему. Его вдруг осенило: а вдруг это и есть «игроки»? Накатили злость, гнев, желание проучить человека с холодным насмешливым лицом. Сильно его бить он не собирался, достаточно будет сбросить со стула.
Перегнувшись через стол, Грэм ухватил обидчика за рукав и дернул… Тело подалось лишь на миг, а затем, хотя он ожидал, что оно рухнет на пол, налилось вдруг невыносимой, непосильной для его рук тяжестью. Переведя дух, Грэм предпринял вторую, еще более неуспешную попытку. За столом сидела будто каменная, вмурованная в пол статуя.
И тут что-то в нем оборвалось. Грэм потерял какой бы то ни было контроль над собой. Он метался по студии, бился о стены, обрушивался на людей, аппаратуру, мебель, а сознание, таившееся где-то на самом дне его мозга, лишь отдельными вспышками регистрировало это бесплодное буйство. Ни один — даже самый мелкий — предмет ему не удалось стронуть с места. Материя словно застыла в неподвижности.