— Я говорю, отвечай и все, понял?
Парень послушно кивнул, моргнув.
— Сколько вас, тварей, обитает в деревне?
— Девять человек.
— А где еще трое?
— Васек и Гремлин в доме дрыхнут, с глубокого бодуна. А Черемка на посту сидит.
— У, блин, дебилы, у вас еще и пост имеется! Где он?
— Первый дом на улице. С другого конца.
— Так, понятно. Кто вы такие, мать вашу, кто вообще все вы?
— Да кто попало. — Малек повел плечом. От испуга он выкладывал все как на духу, и это Косте очень нравилось. — В основном, с города, ну и так, до кучи. Горец, он бывший зэк, раньше на зоне сидел, а потом все с зоны разбежались, ментов перебили и разлетелись. Он у нас из старожилов. Паха и Ганс из военной части, которую расформировали. А Нарик и Гриня недавно к нам прибились. Были и еще люди, но они ушли.
— Так, ясно. Где раненый длинноволосый мужчина?
— А, так ты его ищешь? Он в доме лежит, на полу, связанный.
— Кто его доставил в поселок?
— Нарик и Гриня. Черемка по рации передал, что тачка проехала. Тогда Нарик и Гриня снарядились и за ней погнали.
Еще Костя расспросил, кто такие Нарик и Гриня? Выяснилось, что Нарик — это парень, сидевший у костра рядом с Мальком, по левую руку Горца, а Гриня — тот самый писклявый тип, сидевший спиной к сараю, в накинутом на плечи бушлате.
Все необходимое Костя выведал. Медлить было больше нельзя. Он связал Мальку руки и ноги подручным тряпьем и наказал сидеть тихо и не рыпаться. После чего Костя вышел из хозблока и закрыл дверь снаружи на засов.
Уже проторенным путем Муконин двинулся обратно.
За оградой облюбованного шайкой двора кто-то копошился. Костя остановился и притаился. Бесшумно достал шоферский ножичек. Подкрался поближе, стараясь не шуршать ветками, что было очень трудно сделать. Тягучая ива предательски становилась на пути.
Но абориген был пьян и шороха не заметил. Он только что опустошил мочевой пузырь, застегнул шеренгу и заорал сиповатым заторможенным голосом:
— Малек, еб…на в рот, ты куда делся, придурок?!
Это был один из бывших срочников, то ли Ганс, то ли Паха, — Костя определил по распахнутой телогрейке цвета хаки со следами от погон.
Меж раздвинутыми бортами куртки показались разодранная серая футболка и частичка волосатой груди.
Костя смело шагнул вперед. Между ними осталось метра полтора. Ганс-Паха услышал наконец телодвижения Кости и повернул голову. Поглупевшие от сивухи, детские глаза выразили нечто вроде удивления, густые смолистые брови превратились в крючки вопросительных знаков. Из ноздрей Ганса-Пахи, как у коровы, вылетел пар. Карие глаза медленно перевели взгляд на руку Кости с выставленным ножичком, но было уже поздно.