А в двенадцать часов приходит Надя. Она непривычно робко переступает порог кабинета и оглядывается.
— Ни фига себе! По-моему, даже у директора нашего института кабинет похуже.
— Зато намного больше. Что в моем особенного?
— Не скажи. Красна изба углами, как говорится.
— Лучше скажи, ты не передумала у нас работать?
— Вообще-то, так вопрос ещё не стоял, но я бы могла подумать.
Евгения набирает телефон шефа.
— Валентин Дмитриевич, вы заняты?
— Через полчаса освобожусь.
— Садись, нужно немного подождать, — она усаживает подругу в кресло и включает чайник. — Кофейку попьешь?
— Не откажусь. На улице — жара, а у тебя благодатная прохлада. Красиво жить не запретишь. Только у тебя такой кабинет?
— С незначительными деталями — весь офис отделан в таком стиле. Думаю, и тебе кабинет не хуже выделят.
— Серьезно?
— Президент хочет с тобой поговорить.
— Это Валентин-то? Мы с ним в свое время враждовали, неужели он такой забывчивый?
— Наоборот. Он все прекрасно помнит и считает, что именно такие зубастые, как ты, должны отстаивать интересы фирмы.
— Посмотрим… Потом о фирме. Женька, что это за мужик такой симпатичный, здоровенный встретился мне в холле?
— Странный интерес у женщины накануне свадьбы.
— Ты что, Вовкина мать? Блюдешь его интересы? Отвечай на поставленный вопрос!
— Местный Дон-Жуан. Начальник охраны.
— Мощный мужик! Посмотрел, как по сердцу рашпилем прошелся! Аж мороз по коже.
— Что-то я раньше не замечала в тебе такой влюбчивости. Учти, с ним шутки плохи. Это современный герцог Синяя Борода! Съест тебя, и мяукнуть не успеешь!
— Быть герцогиней — это кое-что. Тут вам не здесь! Не подполковница какая-нибудь, — шутит Надя.
— Слушай! — не выдерживает Евгения. — Мы с тобой столько не виделись, и о чем говорим!? Тебе не кажется, Надечка, что наша дружба дала трещину?
— Не кажется! — Надя поднимается из кресла и, чтобы скрыть замешательство, спрашивает. — Где тут у тебя можно руки помыть?
— За перегородкой.
Она быстро споласкивает руки и, ещё держа в руках полотенце, выпаливает:
— Да мне перед тобой стыдно!
— Что!?
— Замуж собралась, идиотка! Можно подумать, я кривая или горбатая, что другой доли мне нет!
Евгения уже ничего не понимает.
— Ты о чем?
— Говорю тебе: о своем дурацком замужестве! Летчик! Подполковник!.. Как только он поверил в то, что я его люблю, так и началось. Он решил, что теперь можно все, и все пройдет безнаказанно. Что бы я не сделала, он всегда недоволен. То — не так, это — не эдак. Я и глупая, и тупая, и неумеха, и растеряха. И все у меня, не как у людей! У людей, иными словами, у его Матрены. Сам же жаловался, что она его вечно концентратами кормит. Я же прыгаю на задних лапках, чтобы Вовику все свежее приготовить, все самое лучшее — безрезультатно. По-моему, он просто мазохист. Ему нравится, когда над ним издеваются. Тогда он жалеет самого себя, тогда он "крест несет"! Но не попадайся ему, кто послабее! Запилит. Вчера даже Ванька не выдержал. Говорит: "Дядя Вова, нехорошо капризничать." Тот ему подзатыльник. Понимаешь, махровый подкаблучник вдруг почувствовал себя героем. Особым, неповторимым. Которому все должны заглядывать в рот…