— Если учесть, как она выглядела последние двадцать лет перед кончиной, то комплимент получился сомнительный, — вот хам! Явился по утрянке, разбудил, настроение испортил, а теперь еще пьет на моей кухне мой кофе.
— Это не комплимент, а констатация, — усугубил Федоров и всыпал в чашку три ложки сахара. — Стефания, вы не находите, что мы прекрасная пара? По-моему, замечательный семейный завтрак. Вы слегка не в духе, но мне это даже нравится. Мы наслаждаемся прекрасным видом из окна… А это что еще за перец?
В первую минуту я подумала, что он имеет в виду огурцы-мутанты на окне — над которыми в свое время проэксперементировала Клара. Однако внимание опера привлекло нечто иное.
Под моими окнами действительно происходило что-то странное. Сначала появился толстяк в сомбреро, в руках он держал маленькую гитару. К нему присоединился мужик с волынкой, не трудно догадаться, что на нем была клетчатая юбка. Последним в трио оказался дядька, одетый в… пионерскую форму, в руках он держал барабан.
В тишине нежного теплого утра раздалась омерзительная барабанная дробь. Толстяк затянул:
— Бессаме… мессаме му-чо-о!
Товарищ с волынкой подхватил:
— Знает только ночь глубокая, как поладили они… — почему он пел русскую народную песню, изображая шотландца, для меня так и осталось загадкой.
В коротком интервале между воем волынки, барабанным боем и бренчанием на гитаре я расслышала стук в стенку. Потом зычный Сонькин голос оповестил:
— Эфка, просыпайся. Пришел жених!
Я заорала в ответ:
— Который из них мой жених?
За стеной возникло секундное замешательство.
— А их разве несколько?
— Трое!
— Блин! Неувязочка вышла. Сразу и не разберешь! Подожди, дай спрошу у организатора. Клара, который из этик чудиков Эфкин жених? Что? — и через паузу:
— Эфка. Они все женихи. Выбирай.
Федоров уже был во дворе. С помощью милицейского удостоверения он пытался унять эту какафонию. Женихи продолжали исполнять свои музыкальные партии.
Апофеозом этого утра стал… Непарада в парадном костюме и с букетом бледно-розовых гладиолусов.
— А это кто? — обернулся ко мне Федоров, испытывая новый приступ ревности. — Что за киллер, окончивший институт благородных девиц?
Ответить я не могла, поскольку сидела на крыльце, обняв испуганного крокодила, и рыдала, взахлеб смеясь.
— Я — Непарада. — представился смущенный от пристального внимания Непарада. Родичи уже проснулись и теперь наблюдали за происходящим, высунувшись из окон.
— И чего тебе надо? — тут признаю, Федоров был очень груб и невежлив. Так старожилы с гостями не разговаривают. Особенно с теми, кто приносит гладиолусы, а не пьет на дармовщинку кофе.