– Я тя своими грудями придушу и в иле закопаю!
– Тупым лезвием пустить ему кровь из горла!
– Утоплю, как крестьянин собачку!
– Одними когтями порву, быстро вылез, поганец!
Я даже подумал, а не стравить ли их меж собой, но ничего не вышло – на предложение постоять в сторонке, пока они разберутся, рвать меня или топить, чумчары с русалкой ответили гнусным хихиканьем:
– Шибко умный, да? Уж мы-то по-любому столкуемся, лишь бы мяска человеческого добыть…
Не прокатило. А поскольку помощи ждать было неоткуда, мне оставался один выход – на берег. В реку точно нельзя, с русалкой на глубине никто не поборется, а на твёрдой земле хоть какой-никакой шанс, но есть. Рискнём…
– Жрите, кровопийцы! – Я медленно пошёл на чумчар, демонстративно подняв руки вверх.
Один купился и ринулся навстречу – я с ходу приложил его сапогом в грудь, второй замахнулся ножом, и… грохнувший выстрел снёс нежити полголовы!
– Ай, зачэм дёргался, зачэм меня нэ падаждал? – Шагнувший из-за той же ветлы отец Григорий хладнокровно пристрелил из пистолета и другого чумчару. – А ты, женщина мокрая, пошла в лужу! Ещё раз моего кунака абидишь, я тебе твой хвост знаешь куда засуну?! Больше никагда икру метать нэ сможешь, да!
Русалка минутку подумала, взвесила степень риска и утопла молча, словно фрегат под всеми парусами.
Уф… Вот кто бы мне с утра сказал, что к вечеру я буду так рад обнять этого сухонького страшненького грузина с кривым носом и жутким акцентом? И ведь собственное предчувствие ни на миг даже не ёкнуло! Хорош характерник, а? Сам себя спасти не могу…
– Как я рад тебя видеть, дарагой!
Маленький священник в старой православной рясе, сунув за пояс два разряженных пистолета, распахнул мне объятия. И я тоже благодарно обнял его. Да! Так я и сделал! И плевать, что он нечисть, он спас мне жизнь!
– Слушай, иду сэбе тихо, никого нэ абижаю, никого нэ трогаю, «Сулико» пою, красивая пэсня, да! Дэвушка навстречу – нэ сматрю даже, стесняюсь… Мужик старый, бэззащитный – улыбаюсь ему, пусть сто пятьдесят лэт живёт, ай! Дэти были – святое, из кармана все четыре орэшка отдал, им радость, мне нэ жалко! Такой дэнь, такая пагода, такие люди, а тут эти шакалы тебя рэжут?! Совесть есть, а?
– Да пёс с ними, вы-то какими судьбами в наших краях?
– А-а, гуляю! – подозрительно легко отмахнулся грузин.
– Отец Григорий, не верю я вам, чего темним-то? – Мне не понравился печальный блеск в его чёрных глазах и какие-то очень уж впалые щёки. – Да вы… голодный!
– Ай, думай, что гаваришь?! Кто галодный, я?! Да, я. Трэтий дэнь нэ ел. Савсэм никто в храм нэ заходит, а нэт паствы – нэчего кушать. Орэшки были, отдал, дэти, святое…