– Идёмте со мной!
– Куда, в сэло? – Он вежливо отстранился. – Кто меня туда пустит? Зубы сматри, когти сматри, да! Рога под ермолкой вот, тупые, но видно, всэ паймут, нэльзя! Я на кладбище пайду, может, там чего нарою…
– Ну уж нет. – Мне пришлось во второй раз силой развернуть привередливого грузина в нашу сторону. – Я у вас в гостях был, вы меня как принимали? Как дорогого гостя! Вот и я вам не позволю ради лишней косточки в свежих могилах руками копаться. Чего вы в гробу не видали? Да и не хоронили в последние две недели никого, точно! В село пойдём, там что-нибудь придумаем.
Мы быстренько сволокли поглубже в камыши трупы двух чумчар, всё равно их раки съедят, и бодро направились в сторону Калача. Уже у околицы я догадался сбавить ход, если вот так махнём не глядя, то ни мне, ни ему не жить. Отец Григорий – нечисть, его собаки порвут, они такое чуют, а по мою душу половина местных крестьян искушениями страдает – спят и видят, что я им всякого напредсказываю, да ещё и одарю от щедрот колдовских. Пойду открыто – сомнут страждущие, что мужики, что бабы, хоть по-пластунски ползи…
– Вот что, батюшка, ждите-ка меня здесь. – Я усадил голодающего иноверца под ракитовый куст и успокоил: – Мне одному обернуться сподручней будет, пара минут, и я прибегу с пирогами, водкой и курицей!
– Цыплёнка табака дэлать будем, – просиял отец Григорий. – И чахохбили тоже, пальчики оближешь, э! Кинзу и рэган возьми, аджику тоже! И хачапури, хотя бы одну, маленькую, аджарскую, да…
Я козырнул и, не дожидаясь, пока бедолага захлебнётся слюной, пошёл обходными путями вдоль огородов, прыгая через капустные грядки, лихорадочно размышляя, чем накормить нежданного гостя. Обычную человеческую еду он, разумеется, ест, но до ужина кашевары от котлов нашего брата половниками по шеям отгоняют. Купить съестного у деревенских? Так не на что. Дядю просить – не даст, он в дисциплине строг, ешь, когда все есть будут, а зазря не балуй! Разве что к Прохору обратиться…
– Очень надеюсь, что он уже закончил свой воспитательно-поэтический вечер и не даст мне ударить лицом в грязь, – бормотал я, перепрыгивая через плетни и прячась за заборами. – Хотя если вспомнить, на какой дружеской ноге они расстались с тем же отцом Григорием, от всего сердца обещая прирезать друг дружку, то…
Ну, в общем, как ни верти, а лучшего выхода из положения, чем обратиться к верному денщику, в голову так и не пришло. К тому же мне почти невероятно повезло, я ни на кого не нарвался по пути, а старый казак, напевая, сидел на чурбачке и ковырялся шилом в сбруе. Господина Чудасова рядом не было, свежей могилки тоже, значит, отпустил душу на покаяние. Меня он узнал сразу, по шагам, хотя я перелез через забор и подкрадывался со спины.