– Если передумаешь, догоняй!
– Пуля догонит, – без малейшей шепелявости донеслось нам вслед.
На звук взводимого курка лысые с криками рухнули ничком, лихорадочно пытаясь зарыться в каменистую землю. Получалось не очень удачно…
– Ложись, казачок, пристрелит ить!
– С чего бы? – чуть пригнувшись, улыбнулся я. – Мы ведь вроде только-только познакомились и даже где-то подружились…
– С кем, с бесом, чё ли?! Да ихнему брату верить – себя не уважать! Ща как шмальнёт…
– И шмальну! – грозно раздалось сзади, после чего почти секунда в секунду грохнул выстрел!
* * *
Ну, по крайней мере, это была попытка выстрела, скорее похожая на взрыв новогодней хлопушки. Шибануло неслабо – мелкий бес стоял позади нас с круглыми глазами, всеми (то есть на всём теле!) волосами дыбом, вместо старенького ружья в руках у него теперь была забавная железяка в форме рваной ромашки с загнутыми, обгорелыми лепестками. Слов на нас он не находил, так, открывал и закрывал щербатую пасть, не в силах определиться с матерным эквивалентом переполнявших его эмоций.
Судьба твоя такая, парень, за оружием ухаживать надо, у нас в станице это была самая безобиднейшая шутка, и никто не обижался. Правда, пороли за неё-о…
– Пятачок протри, охранничек, закоптился весь, – дружелюбно посоветовал я. – И цветочек этот авторский в вазочку поставь, а себе взамен хоть сачок для ловли бабочек за хутором выпроси в арсенале. Всё больше толку, да и сам не покалечишься…
– Убью-у! – истерически заверещал бес, бросаясь на меня врукопашную. Но неудачно запнулся о собственный хвост, упал и был пристукнут сверху своим же ружьём.
– Пошли, ребята, – на ходу бросил я поднимающимся упырям. – Нам тут больше делать нечего, что смогли – наворотили…
– Я ищщё живой! – слабо донеслось из-под тяжёлого приклада.
– От ить неугомонный, – фыркнули два рослых красавца с длинными каштановыми кудрями, в чистеньких рубашках под расшитый пояс, штанах в полосочку и начищенных сапогах. Глядя на мой ошарашенный вид, оба парня гордо расхохотались: – Али не признал, хорунжий? Ну-ка соображалку-то включи, у нас тут, в оборотном мире, всё не как у людей. За порог шагнул, вот те и чудеса, лопушок…
– Да ну тя! Чё зря давишь на хлопца? Мы энто, Иловайский, мы. Не бойся, не укусим покуда, свои как-никак…
– Моня? Шлёма?!
– А то! – Они оба подбоченились и выгнули грудь.
– Но… как же такое, глазам своим не верю!
– От это правильно, – снисходительно кивнул тот, что повыше, значит, Шлёма. – Ты ж арку прошёл, а опосля её всё меняется. Мы теперя те видимся небось побогаче да покрасивше, а ты нам – чунькой затрапезною, немытою, нестриженой, неухоженной, неопрятной, непродуманною, не… Эй, чё сразу за саблю-то?!