– Нам бы наверх, красавица. – Прохор в пояс поклонился сияющей Катерине, которая на радостях подарила ему чудной прозрачный мешок с апельсинами, кексом, заграничным шоколадом и какими-то хрустящими кружочками картофеля в зелёном цилиндре.
– Будете в наших краях, всегда забегайте, – обняла она его на прощанье.
Старый казак ухмыльнулся в усы, подмигнул мне и ответил в своей манере:
– За подарки спасибо, до хаты донести бы! А тебе чтоб, девица, парня круглолицего, статного, румяного, доброго, непьяного, знатного рода, Иловайской породы!
– Ой, ну, дядя Прохор, вы прям его как жеребца-производителя рекламируете, – через силу улыбнулась Катя и повернулась ко мне: – Уходишь, да?
– Пора.
– Я тебе… вроде что-то обещала. Ну там типа поцелуй?
– Брось, необязательно, – простил я.
– Как это? – отступив, не поняла Катерина.
– Ничего нельзя брать силой или по обязательству. Захочешь сама – подаришь поцелуй, а так… Обещанного требовать не буду.
– То есть могу не платить?
– Можешь.
– И ты не в претензии? Отлично! Я как раз хотела предложить тебе какое-то время не встречаться, – наигранно рассмеялась она, избегая смотреть мне в глаза. – Баба Фрося вас проводит, выход вон там, за углом. И за всё тебе спасибо, за всё!
Я молча кивнул, нахлобучил папаху и едва ли не взашей вытолкал ничего не понимающего Прохора.
– Ты рехнулся, хлопчик?! Иди поцелуй её, она ж тебя любит!
– Душу она мою любит. На расстоянии. А я сам ей без надобности. Потому и поцелуев не обещано, насильно мил не будешь, не хочу.
– Дурак ты, ваше благородие…
…Может, и так. Отец Григорий ждал нас у ворот, горделиво расписывая подоспевшим трусливым волонтёрам наши отчаянные подвиги. Те завистливо слушали, кивали, запоминали детали и по ходу быстренько составляли списки своих к представлению Хозяйке на награду. Типа они тоже с тылу остановили врага, кидались оружием пролетариата, и хоть это не было заметно, но очень старались…
– Ты уж не серчай на неё, казачок, – скорее себе под нос, чем для меня бормотала чуть прихрамывающая крестьянская красотка. – Хозяйкой быть ох как непросто. Ить все на тебя косятся, все завидуют, все на место твоё сесть норовят, а тя спихнуть под корягу. Оттого она и сурова сверх меры, а с нами иначе как, мы ж нечисть беспардонная, сам понимаешь…
Я вздохнул. А что мне было говорить? Тупо кивать – это несложно, поддакивать – чуть потрудней, но тоже можно в принципе. Однако самое главное в том, что, пожалуй, я один на всём белом свете как никто понимал мою Катеньку, но радости это понимание не приносило абсолютно…