Ненавижу (Монастырская) - страница 109

— Да, мы очень счастливы, — вдруг подал голос Мазурик. — Счастье особо ощущается, когда сидишь под высоким напряжением. Шаг влево, шаг вправо, и из нас получится симпатичный шашлык. Местами даже очень вкусный. Эдуард, кого вы обманываете? Это шоу нужно прежде всего вам. Мы, это так, предметы антуража, как и эта колючая проволока с высоковольтным напряжением.

— Вы возражаете против смерти?

— На смерть подписывалась она, — Мазурик кивнул в сторону Ады. — У нас другие желания. Вы слишком быстро меняете правила игры, Эдуард. Мы не успеваем подстраиваться.

Руки ведущего задрожали:

— Прелестно! Мои же персонажи устроили бунт. Давайте поаплодируем. Такого поворота в сценарии нет. Не надо подстраиваться, Семен Петрович, потому что вы не знаете настоящих правил. Наше шоу — это импровизация. Смертельная, если угодно. Но зато победитель получает…

— Победитель получает ничего, — Марина налила себе шампанского и смело взглянула на Эдуарда. — Есть у меня такое предчувствие. Странное ощущение, господа, словно нас всех выбрали неслучайно. Мы все связаны. Кем-то или чем-то. И только лишь потому в этой дурацкой игре. Эдуард, а вы уверены, что именно вы — бог, а не марионетка, в руках кого-то более умелого и дерзкого?!

Эдик дернулся. В поисках поддержки он перебирал одно лицо за другим, но участники старательно отводили глаза. В зале раздались смешки и улюлюканье. По ту сторону проволоки бесновался Колобок. Рядом застыла Жанна. Злорадствует? Или жалеет? "Да ты же лох! И всегда был лохом! Слава богу, у нас нет детей, иначе они тоже бы стали лохами!". Где же он допустил ошибку? Все казалось таким простым, понятным и правильным. И вдруг любовно слепленное шоу стало разваливаться на грубые, покрытые трещинами куски.

Лица, лица, лица…

Во рту стало сухо и противно от предчувствия чего-то непоправимого. Он сделал глоток коньяка и вымученно улыбнулся:

— Наше шоу продолжается! Аплодисменты в студию!

Заученные хлопки зрителей. И почему до этого они ему казались искренними? На лицах героев пот, перемешанный с пудрой, страхом и ожиданием скорого финала. Жанна. Колобок. Охрана. Старший держится за кобуру. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Бунт в зале постепенно нарастал. Осознав, что сейчас наступит развязка, зрители инстинктивно подались вперед. Ноздри жадно раздувались, предвкушая скорую кровь и паленое мясо. От этих взглядов, ухмылок, криков Марину била крупная дрожь. Вадим плакал, слизывая досадные слезы. Мазурик вцепился в бутылку с коньяком, словно в единственно возможное спасение. Крупный план этикетки. И кто скажет, что это реклама?! Светлана Борисовна бездумно завязывала узелки на платке: не забыть, не забыть, не забыть… Ада затравленно смотрела на бывшего мужа и в какой-то момент поднялась, чтобы пойти к нему, но вовремя опомнилась. Рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Камеры метались, с трудом улавливая нужный ракурс. Прямой эфир, мать его!