Ненавижу (Монастырская) - страница 56

— Павел… Петрович, а если месяцы без сна? Один, два, год? Такое возможно? Что ваша Потутина на это скажет?

— У-у, — скривился он. — Опять ревнуешь. Стыдно, Светлана. Маша — девушка хорошая, честная…

"Только спит со старым мужиком", — мысли на то и мысли, чтобы их держать при себе, не так ли? Поэтому молчи, Светлана Борисовна, молчи, пока силы есть на немоту. Но не выдержала:

— Я вопрос задала…

— Вопрос она задала! Все твои вопросы давно известны. Тогда ты умрешь, и никому не будет дела до твоего возраста, как физического, так и душевного.

— Смешные эти французы, — вполне серьезно сказала Светка. — Ничего не знают о том, что говорят….

— Будто ты знаешь! — Дальский промокнул губы салфеткой. — Было очень вкусно! Мне пора…

— Еще чаю, — взмолилась она. Павел Петрович поморщился, но согласился:

— Полчашки. И разбавь кипяточком. Тот слишком крепким сделала. Быстрее, давай! У меня сегодня "Новости".

С хрустом потянулся, натянув на выступающем брюшке модную рубашку. Светлана Борисовна заметила, что ширинка на брюках расстегнулась, но не сказала — неловко как-то, наверное, и сам заметит.

— Вот теперь чаек в самый раз. Эпоха гонений закончилась, мне даже Машку простили. Седина в бороду, бес в ребро, с кем ни бывает. Другие времена, Светка, наступают, свободные. Нюхом чую. Позвонками своими искалеченными от прогиба. Люби, кого хочешь, живи, с кем хочешь, говори, что хочешь.

— Паша… — она впервые так пронзительно и надрывно обратилась к нему, и он вдруг замер. — Я давно хотела спросить… Маша… она кто тебе… вам…

— Она мне всё, — тихо сказал Дальский. — Судьба. Страсть. Ненависть. Молодость. Надежда. Любовь. С ней живу. Захлебываюсь жизнью, но живу. И пока терпит она меня, все сделаю. А и после сделаю, когда прогонит.

— А я тебе кто? — пальцы беспомощно комкали салфетку.

— Ты? — он искренне удивился, явно не ожидая такого глупого и совершенно бесполезного — по-женски бесполезного — вопроса.

— Я.

— Что ты хочешь услышать?

— Кто я тебе? — упорно повторила Светлана Борисовна и подняла на него наполненные слезами глаза. Мигнешь, и расплескаешь. — Только честно ответь, Паша, а то устала ждать и надеяться.

Удивление. Недоумение. Раздражение. И без сочувствия. Привычная вещь подала голос. Лучше бы молчала.

— Никто, — и уже смягчая: — Ты — это ты. Я к тебе привык. И отвыкать не собираюсь. Но на большее…, ты, чего, надеялась?

— Всю жизнь.

— Могла бы и раньше спросить. Теперь бы замужем уже была.

— За тобой?

— За хорошим человеком. У нас ведь в стране много хороших людей.

— Много. Среди них даже мужчины попадаются. — и все-таки моргнула, соленые капли сорвались вниз, повиснув в уголках губ.