Хорошо, что я защищалась не в нашем городе, а ездила в Воронеж, и там независимая экспертиза однозначно установила мое авторство. Но сколько неприятных минут довелось мне пережить!..
— Да бросьте хмуриться, Ванесса Михайловна. — Найденов осторожно трогает меня за руку. — Просто вы еще с таким не сталкивались, потому открою вам секрет: за деньги о каждом человеке можно узнать все. Или почти все.
— Но вам-то это зачем? — чуть ли не со стоном спрашиваю я.
— Затем, чтобы узнать вас получше.
Я даже не уточняю, зачем ему это узнавать, а лишь тяжело вздыхаю.
— Вся добытая вами информация лишена главного — эмоциональности. Разве вы узнали из нее, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке ее переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание еще и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.
— Он что, болел? — осторожно спрашивает Найденов.
— Нет, это я так решила, что у моего сына должно быть все самое лучшее.
— В вашем желании чувствуется надрыв. Словно вы кому-то что-то доказывали. Или с кем-то незримо боролись.
Странно, что он об этом говорит. Никто из моих мужчин ничего такого во мне не чувствовал.
— Может, потому, что по-настоящему не любили?
Что он говорит? Неужели свою мысль я произнесла вслух? О мужчинах. Или уже читает мои мысли?
— Спорное заявление, — говорю я спокойно. — Можно подумать, ВЫ меня любите! Второй день видимся.
— Кто знает, — задумчиво бормочет он.
Но я уже сама завелась. Я не понимаю главного: зачем Найденову это нужно? И теперь уже я начинаю его донимать своими вопросами:
— Так, идем дальше. Что еще имеется в моем досье? — Я стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
— Между прочим, скоро посадка, — ворчливо замечает он. — Видите, табло зажглось: «Пристегните ремни!»
— Не увиливайте.
Он смотрит на меня и как будто думает совсем о другом.
— Господь с вами, Ванесса Михайловна, у нас еще будет время. Нельзя в одну ночь рассказать все сказки.
— Какую ночь, что вы имеете в виду?
— Сказки тысячи и одной ночи, конечно. Такой арабский фольклор.
— Я знаю, что это такое!
— Знаете, а торопитесь.
— Еще бы! Вы так меня заинтриговали! До сих пор никто не собирал на меня досье.
— Ну, вы не можете об этом знать наверняка.
— Тем более непонятно, с какой целью.
— Скоро, совсем скоро вы все поймете. Как я надеюсь.
— Звучит уклончиво, но вызывает надежду, — не выдержав серьезности, смеюсь я.