Маятник – хрустальная бусина на тонкой цепочке. В бесчисленных гранях отражаются солнечные блики. Красиво и совсем не страшно. Влево-вправо…
И успокаивающий голос отчима:
– Не бойся, девочка. Вдох-выдох…
Вдох, и сознание соскальзывает в сияющую воронку, растворяется в этой круговерти, перестает быть…
Выдох, и требовательное: «Лия, открой глаза!»
Мир за время ее отсутствия изменился, стал ярче и острее. И отчим изменился: на с детства знакомом лице – крайнее изумление и, кажется, страх.
– Что? – Говорить тяжело, в горле сухо и колко. Сколько же ее не было здесь? – Не получилось?
Анатолий Маркович отвечает не сразу, смотрит сначала в окно, потом на диктофон и только после этого – на нее.
– Получилось, Лия.
– Я все рассказала? Ну, то, что не могла вспомнить?
– Рассказала, – отчим не отводит глаз от диктофона.
– И что?
Как же страшно! Скорее бы узнать правду, чтобы отпустила наконец эта вгрызающаяся в сердце боль.
– Девочка, прости. Все гораздо серьезнее, чем я думал. Гораздо серьезнее…
– Это была я? Анатолий Маркович, что же вы молчите?!
– Лия, успокойся, – отчим улыбается. Только ее не обмануть лживыми улыбками, она же видит, чувствует… – Не совсем ты. То есть это та часть тебя, которую ты не в состоянии контролировать.
– Часть меня?! У меня раздвоение личности? Как у серийных маньяков, да? – Теперь не только говорить тяжело, но и дышать трудно. А диктофон подмигивает серебристым корпусом, издевается.
– Лия, не говори глупостей!
– Включите! Я хочу услышать.
– Ты только не бойся, – отчим тянется за диктофоном. – Всему можно найти разумное объяснение.
– Включите!
Щелчок, тихое шуршание и голос Анатолия Марковича: «Лия, ты меня слышишь?» И опять шуршание, бесконечное, душу наизнанку выворачивающее. А когда никаких сил уже не остается – шепот.
Что это? Кто это?
Язык незнакомый, и голос, который от слова к слову все громче, все увереннее, тоже незнакомый: хриплый и какой-то шальной.
– Анатолий Маркович…
– Тише, – отчим отодвигает от себя диктофон, точно боится голоса, – тише, девочка.
Голос замолкает, но хрупкая тишина длится недолго, комнату заполняют ритмичные звуки. Предвосхищая ее вопрос, отчим кивает на стоящий на полу у Лииных ног джембе. Барабан?..
В тревожную песню тамтама снова злым речитативом вплетается голос. Она почти понимает – еще немного, и странные слова обретут смысл…
– Достаточно, – отчим выключает диктофон.
– Кто это? – Она уже знает ответ, но пусть Анатолий Маркович скажет вслух.
– Твое второе «я».
– Значит, и тех… бомжей тоже я?
– Не ты! Даже не смей так думать! – Отчим уже не сидит на месте, мечется по комнате. – Лия, это болезнь!