— Вы очень добры ко мне, Ксения Карловна. И совсем меня смутили.
— Кирилл, накрывай на стол. Сначала поужинаем, а потом уж займетесь делами.
Лика помогла молодому хозяину принести тарелки и нарезать хлеб. Посыпали дымящуюся картошку чесноком с зеленью, нарезали ветчины, принесли ледяной водочки. Лика храбро выпила стопочку, потому что пили за здоровье Ксении Карловны, и она не могла отказаться. А после ужина Кирилл увел Мишу в свою лабораторию, сказал, что будет обсуждать чисто технические вопросы, и Лика с ними умрет от скуки.
— Лучше вы тут с бабулей пообщайтесь, она так любит с тобой поговорить.
— Ты чего такой пришибленный сегодня? — спросил Кирилл, ткнув Мишу в бок, когда они зашли в фотолабораторию.
— Да нет, тебе показалось.
— Не гони. Не слепой. Я же вижу.
— Да на работе, достали, придурки.
— Чем?
Тихонов вздохнул да и выложил все другу. Тот выслушал очень внимательно, а потом похлопал его по спине.
— Да-а, дела. Но ты не дрейфь, по большому счету — все это ерунда. Лика держится молодцом, я же вижу, она гораздо сильнее, чем ты можешь подумать.
— Да ей уйти надо поскорее от своего хмыря, а она все тянет, благородной хочет быть, совестливой, а в итоге сама же страдает.
— Ты ее не торопи, Мишка. Знаешь, если она так по отношению к другим поступает, то и тебя не предаст. Представь, если бы она, как последняя стерва себя повела по отношению к мужу, что бы сказал?
— Сказал бы, что так ему и надо.
— А вот это зря. Послушай меня, не порть ей нервы, сам тебе шею сверну, если узнаю, что обижаешь ее.
— Да о чем ты говоришь, Кирюха? Я же, наоборот, хочу ее защитить от этих придурков, что языками чешут как помелом, они же ей все нервы попортят.
— Да пройдет это все, протрепятся и перестанут, надоест им перемалывать ваши кости. Ты, главное, ее береги и поддерживай, остальное все разрулится.
Ксения Карловна ушла заваривать чай. Лика присела на диван и заметила на журнальном столике старый потрепанный альбом с фотографиями. Осторожно стала его листать. Выцветшие снимки незнакомых ей людей, напряженные выражения лиц, характерные для снимков тех лет, красивые женщины с тонкими бровями и высоко зачесанными волосами, сдержанные лица мужчин, другая эпоха, другое время…
— Этот бравый военный — мой свекор, — мельком взглянув через плечо Лики, заметила Ксения Карловна, расставляя на скатерти чайные чашки.
— А рядом, красивый поручик, его младший брат Александр, они тогда служили в Добровольческой армии и вместе с Врангелем покинули Крым. Оба оказались в Турции на полуострове Галлиполи, где провели около года в тяжелейших условиях. Потом свекор не выдержал и вернулся в Россию вслед за своим командиром, генералом Слащевым. Был такой генерал, прославившийся своей жестокостью по отношению к красным. Вот после долгих раздумий на чужбине мой свекор и Слащев вернулись на Родину и стали преподавать в школе комсостава «Выстрел». Слащева потом убил какой-то еврей, вроде бы отомстил за смерть своих родных. А Александр перебрался во Францию, жил в Каннах, в Париже, очень тосковал по родине, а спустя какое-то время застрелился. Ему было всего 24 года. Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев де Буа рядом с Успенской церквью. Где-то еще снимочек довоенный был с его могилкой, передал вернувшийся из эмиграции его товарищ.