Новая камера была просторной. Через густую решетку окна пробивался розовый свет занимавшейся зари. Мамед увидел откидную койку, столик и табуретку. Не было ни матраца, ни подушки, ни одеяла. Под потолком тускло горела лампочка в металлической сетке. Мамед долго ворочался на койке, пока, наконец, не нашел положения при котором тело болело меньше. Он провалился в тяжелый сон.
Разбудил его стук в дверь. Рука в полосатой роб просунула через окошко в двери миску с баландой, кусок хлеба и кружку бурды, которую называли «кавой». Баланда была лучше обычной, кусок хлеба почти вдвое больше а «кава» даже показалась сладковатой.
Возвратив миску и кружку и оставив половину хлеба про запас, Мамед снова лег. Спать, спать… Дать отдых голове, налитой свинцом, глазам, измученному телу…
Резкий металлический скрип двери. Мамед раскрыл воспаленные глаза. Эсэсовец жестом показал: выходи!
Вскоре Мамед стоял в приемной начальника «политабтайлунга» гауптштурмфюрера Крамке.
А Крамке всю ночь пьянствовал. Перед ним, прислоненные к бутылке и стакану, стояли фотокарточки молодой белокурой женщины.
Вчера вечером он едва успел сунуть карточки в ящик стола, когда в кабинет вошел инспектор из Берлина. Этот инспектор вполне мог знать Лину в лицо…
Слава богу, обошлось. А теперь Крамке, поставив перед собой карточки, разглядывал их. В одурманенном алкоголем мозгу клубились обрывки воспоминаний.
Как же это получилось, что Лина стала его любовницей? Лина цу Кенигсбрюк, потомственная аристократка, к которой он, сын и внук простого чиновника, лет десять назад не посмел бы и подойти.
Он вспоминал их нечастые встречи, вспоминал свою страсть.
Проклятые аристократы! Теперь-то ясно: просто им хотелось иметь «породистого» зятя…
Сжечь, сжечь эти фотографии… Узнай о них кто-нибудь даже из самых близких его друзей – и Крамке пришлось бы иметь дело с гестапо…
Проклятые аристократы… Именно они среди тех, кто изменил фюреру. Фельдмаршалы Витцлебен и Клюге… Генерал-полковник Бек, Хаммерштейн, Фалькенгаузен. Адмирал Канарис… Клаус Шенк фон Штауффенберг… Дворяне, потомственные военные – и продались англичанам… Неслыханно! «Лиса пустыни» – Роммель тоже, говорят, участвовал в заговоре, но выбрал себе почетную смерть…
«Да, сочетайся я с Линой цу Кенигсбрюк, мог бы здорово влипнуть! Шутка ли: гауптштурмфюрер Крамке женат на родственнице графа Маронья-Редвитц, замешанного в июльском заговоре и заслужившего «пеньковый галстук»…
Ну, что ж, он Крамке, выполнил свой долг. Да, ему пришлось доложить самому Гиммлеру свои подозрения о политических настроениях семьи цу Кенигсбрюк… Но кто бы мог подумать, что арестуют и Лину… Теперь она с матерью (старик предпочел застрелиться) уже в каком-то концлагере…