— Господи, да тут, блин, прям жуть какая-то,— буркнул один, а другой скривился.
— Ну так сразу и «жуть»... Тихо тут, вот и всё. Никто пустые бутылки в стены не швыряет, пьянчуги не вопят во всё горло, вот и тихо... — ответил он и тут же понизил голос, потому что на пустынной улице слова прозвучали как-то странно — глухо, безжизненно, точно тонули в невидимом киселе.
— Глянь! Наш клиент на одиннадцати часах.— Полицейский толкнул товарища в бок.
И вот они уже стоят над мужчиной, прижавшимся к каменному заду символа Гданьска, точно к пуховой подушке.
— Да он, похоже, не дышит! — с тревогой заметил один полицейский и неуверенно вытащил радиотелефон.
— Зеркальцем проверь! — удержал его товарищ.
— А что я тебе, педик, что ли? Откуда у меня с собой зеркальце? — буркнул первый, напряжённо вглядываясь в лицо предполагаемого трупа.
Словно почувствовав этот взгляд, гражданин вздрогнул и начал громко и равномерно сопеть, точно матрас надувал.
Полицейские с облегчением вздохнули. Один из них по- I тормошил лежащего за плечо.
— Ради бога...
Спящий медленно приоткрыл один глаз.
— И Сына, и Духа Святого, сын мой... — пробормотал он.
Стражи порядка слегка прибалдели.
— Во, хрен, да это, видать, ксёндз... — предположил полицейский, который-не-носит-зеркальца.
— А матушка моя так хотела, чтоб я в монахи пошёл,— с глубоким отвращением сказал его напарник.— Классно бы я сейчас выглядел.
— Так этот вроде светский ксёндз, не монастырский.
— Эй, да ты послушай, что ты мелешь: «светский ксёндз» какой-то!
— Ну что, берём его или, может, положим перед Моряцким костёлом? Утром откроют на мессу, так причетник его и подберёт.
Тем временем предмет обсуждения со страдальческим выражением лица приоткрыл другой глаз и, слегка кося, глянул на двух служащих городской полиции. Потом, видно решив, что они ему просто привиделись и сие видение лучше вообще проигнорировать, снова задремал и даже начал похрапывать.
С ратушной башни планировали вниз голуби. Один за другим рассаживались они на бортике фонтана и железной ограде вокруг него, круглые птичьи глазки не отрывались от полицейских, которые всё ещё препирались, что же делать с найденным на ступенях даром судьбы.
Скоро число голубей возросло почти до сотни, им стало несколько тесновато.
— Гражданин, вы нарушаете... э-э-э... общественный порядок! — заявил полицейский, который-чуть-не-стал-монахом, потянув лежащего за рукав пиджака.— Придётся встать и пройти с нами.
— «Гражданином» называли при коммунистах,— буркнул его напарник.— Вставайте же, чёрт подери! — Полицейский крикнул, но голос его утонул во мгле, как в вате.