— Молись, — велел ему император. — О сниспослании чудес.
— Корабль варваров! — спохватился Антоний. — Варяжский хорс, летающий по волнам против ветра!
Приближенные вновь оживились, а комит торжествовал, с достоинством поглядывая на соперника.
Юлий остановился возле колесницы.
— Он стоит на берегу за эмпорием, август, вместе с другими трофейными кораблями, — объяснил комит. — А по величине в три раза больше, чем самая большая пентера! Никто в мире не строил таких кораблей!
— Почему я ничего не знаю об этом? — спросил император и замолчал, вспомнив о своей провинциальности.
Антоний тоже стал осторожнее, поскольку упоминание о победах императоров, правивших до гражданской войны, были неприятны Юлию.
— Корабль захватили очень давно. Кажется, еще при императоре Марии, который первым ходил покорять северных варваров, называемых варягами.
— Прежде чем показать его Авездре, — жестко сказал Юлий, — я должен посмотреть сам. Прикажи спустить его в Тибр.
— Это невозможно, август, — мягко вступил консул.
— Почему?
— Смола, которая двигала корабль против ветра, отвердела еще при Марии. — Обстоятельность Луки иногда раздражала императора. — Ее долго изучали ученые мужи, чтобы раскрыть тайну варварского рецепта, но воспроизвести сложную смесь не удалось. Смолу потом использовали как благовония, окуривая спальни старых патрициев, имевших молодых жен. А при триумвирате отпилили нос корабля, чтобы украсить ростральную колонну и присвоить себе старую победу над варварами. Варяжский хорс — это уже миф, август.
Конечно же, получивший великолепное образование консул был не виноват, однако разочарованный Юлий впервые взглянул на него гневно.
— Неужто от всех чудес империи остались одни мифы? — спросил он сразу у всех и ни у кого.
Потому и не получил ответа…
Наутро, когда император с консулом и охраной прибыли на пристань, из трюма одного из кораблей вывели сразу двенадцать верблюдов и положили их вокруг шатра. А спустя минуту крадущейся, мягкой походкой вышла сама Авездра, крайне легкомысленно, по сравнению со своими слугами, завернутая всего-то в двухцветные, обтягивающие тело шелка, и львицей прыгнула в седло.
По варварскому обычаю македон нареченный, обрученный или даже связанный договором купли-продажи жених не имел права следовать ни впереди невесты, ни рядом с ней; он обязан был тащиться сзади на расстоянии копейного броска, пешим или конным и непременно обвязав копыта лошадей и колеса повозки войлоком, дабы не создавать шума. Проживший несколько лет в Артаване консул объяснял это остатками еще недавно пережитого матриархата, который просуществовал всего столетие, но оставил след на всей жизни македон.