– Тяжело мне, – сказал он тихо. Он не страдал раздутым самолюбием и потому не боялся обнаружить перед ней слабость. – Я сейчас попал в такое положение, когда начинаешь сомневаться во всем – в высоких чувствах и порывах, в самом добре. Сплошная пелена лжи и подлости...
Лаис внимательно слушала его, положив подбородок на тонкие пальцы. Далеко было ей до Елены Прекрасной, девчонке из квартала гончаров, и выдающимся умом она не блистала, но с ней было надежно и радостно, – еще и потому, что она долго считала Гилла простым подмастерьем кузнеца, а когда узнала правду, ничегошеньки не изменилось. Он знал, что увяз серьезно, они оба это понимали, понимали это и два ее брата – другому бы они давно разбили об голову все свои горшки, а к Гиллу (для них так и оставшемуся учеником кузнеца) относились довольно благосклонно. И все равно он считал, что Лаис не понимает его так, как хотелось бы, – проклятая привычка выдумывать себе сложности в дополнение к тем что и так существуют.
– Но ведь мир не черен, – сказала Лаис.
– А люди? Больно думать, что Елена Прекрасная – изрядная стерва.
– Глупенький мой Гилл, – рассмеялась Лаис. – В чем же тут потрясение? Каждая женщина скажет, что Елена – не более чем стерва. Невозможно похитить женщину, если она этого не хочет.
«Может быть, мы зря боимся, что наши открытия прозвучат громом с ясного неба?» – подумал Гилл. Скорее всего, очень и очень многие не раз и не два задумывались над этой историей, замечали несоответствия, ложь, беззастенчивый подлог. И Майон не предстанет громовержцем – он только соберет в одно целое все смутные сомнения, подозрения, идущие вразрез с официальной историей воспоминания. Но не об этом надо думать, а о том, что убийцы до сих пор неизвестны.
Он сжал пальцы Лаис. И девушка прильнула к нему. Гилл старался не думать сейчас еще об одном оборвавшемся следе – о Пифее, убитом в собственном дворе, и о его доме, перевернутом вверх дном. Не удавалось... Бронзовая ящерка стояла рядом с ним на скамейке (подарок Лаис) – неведомо как попавшее к ее деду изделие мастеров из давным-давно покинутого жителями и полузабытого города Даран. По тамошним поверьям, эта зверюшка приносит удачу.
Тень накрыла его, и Гилл открыл глаза. Перед ним стоял сыщик Эпсилон.
– Я-то думал, что у тебя и тени нет, – проворчал Гилл. – Что-нибудь срочное?
– Да, – сказал Эпсилон. – Прости, но пришлось прийти сюда. Здесь никого?
– Братья вернутся только вечером, – торопливо кивнула Лаис.
– Прекрасно. – Эпсилон выглянул в калитку. – Заходи.
Лаис ойкнула: в калитку, пригнувшись, прошел кентавр, и в крохотном дворике сразу стало тесно. Кентавр огляделся без тени смущения, поклонился и, подогнув ноги, улегся совершенно по-лошадиному. Теперь лица – его и Гилла – оказались на одном уровне.