– Так, – сказал Гилл. – Значит, Нестор Многомудрый, почтенный царь Пилоса, дух и мозг Троянской войны... Значит, рукопись Архилоха уже у них.
– Копия, – поправил Даон. – Убийцы забрали копию, единственную. Оригинал пропал давно, где он – неизвестно.
– Вот теперь многое проясняется, – сказал Гилл. – Ваши с Нерром браслеты, насколько я понимаю, подарены некогда Гераклом вашим родичам и по наследству перешли к вам. Вы хотите помочь Тезею, последнему оставшемуся в живых сподвижнику Геракла. А чтобы придать все гласности, необходим Майон – его известность распространилась и за пределы Афин. Кажется, нет больше недосказанностей и темных мест?
– Есть, дорогой мой, – сказал Даон. – Остались, увы. Тиреней с Нерром несли Майону рукопись Архилоха, а Тезею – стрелы Геракла. Те самые. Последние три, пролежавшие все эти годы в надежном месте. Это страшное оружие, своей силы оно не потеряло, и лучше бы оно хранилось у Тезея, ему мы доверяли и доверяем.
– Это страшная вещь – стрелы Геракла, – сказал тихо сыщик Эпсилон. – Я помню, как ими сожгли ворота Трои и проломили стены. Камень горел. Я до сих пор не пойму, почему их не применили сразу.
– Это-то понятно, – сказал Даон. – Вся эта шайка не доверяла друг другу, каждый хотел завладеть стрелами сам и хранить про черный день. Потому и не было единодушия, проканителились столько лет и со скрежетом зубовным были вынуждены пустить стрелы в ход, чтобы не проиграть осаду окончательно.
– Подождите, – сказал Гилл. – Значит, люди Нестора захватили и стрелы?
– Нет. На всякий случай мы разделили ношу. Все равно рукопись и стрелы должны были попасть в разные руки. Нерр с Тиренеем были сами по себе, я шел сам по себе.
– Выходит...
– Вот. Передашь Тезею.
Даон достал из сумы бронзовый цилиндр с завинчивающейся крышкой, похожий на цисту, в которой хранят рукописи, только длиннее и уже. Гилл отвинтил крышку и осторожно вытянул за оперение стрелу. Сыщик Эпсилон невольно отшатнулся.
Ничем она вроде бы не отличалась от обычных, тяжелая боевая стрела из потемневшего от времени дерева, но, едва Гилл повернул ее, держа на отлете, наконечник засветился густо-багровым, кровавым огнем, повеяло незнакомым запахом, гнусным и приторным. Гилл ощутил мгновенный страх и омерзение, пронизавшее тело отвратной судорогой, пот выступил по всему телу. Он выругался шепотом, бережно опустил стрелу в сосуд и туго завинтил крышку.
– Представляю. – Он отложил цилиндр подальше, поежился – озноб не проходил.
– Не представляешь, – сказал Эпсилон. – Это нужно видеть.
– Надеюсь, не доведется, – сказал Гилл. – Что же дальше? Рукопись, хоть и копия, – у Нестора?