Очень хотелось бы о многом забыть: что Тиндарей – отец Елены, Клитемнестры, Кастора и Полидевка, верный сподвижник Нестора, – обязан троном Гераклу. Что сам он, Нестор, шагнул во взрослую жизнь спутником Геракла, участником похода аргонавтов. Но впоследствии честолюбие и зависть разгорелись в сердце, выжигая его начисто, превзойти старшего товарища в подвигах и славе хотелось нестерпимо, и не стало у Геракла врага яростнее и непримиримее Нестора, и его молодость забылась накрепко не только им, но и всеми остальными. Даже беспристрастные авторы, писавшие об аргонавтах и начале славных дел Геракла, не помнили, что Нестор Многомудрый – былой сподвижник Геракла и не последний из аргонавтов. Может быть, и сам Геракл об этом забыл.
Можно было записать на свой счет и свержение Тезея – но к чему оно привело? Умница Анакреон – себе на уме, он готовится к схватке за опустевший трон, с непроницаемым лицом выслушивает поучения, вежливо благодарит, но про себя думает, что Нестор принадлежит прошлому и мог бы убраться восвояси. Он был бы неплохим учеником, но не собирается брать Многомудрого в учителя. И Гомеру он не нужен, у того своя философия талант в сочетании с полным отсутствием предрассудков и моральных препонов, никого он пальцем не тронет, но с железной логикой обоснует каждое движение своего стилоса и найдет ему оправдание, ссылаясь на высшие интересы творчества. В конце пути нестерпимо хочется иметь рядом человека, способного тебя понять, – и сознаешь в глубине души, что такого человека не найти.
Глядя в пламя, он с трудом вспомнил полузабытую весну, выступавшего в поход Геракла и себя рядом с ним – молодого, веселого, в доспехах, только что покинувших оружейную мастерскую. Кажется, звучала флейта, звонко смеялись женщины, и нежные лепестки яблоневого цвета осыпали доспехи. А «Арго» – соленая свежесть ветра, скрип канатов, тугой, как девичья грудь, парус и встающие впереди зеленые склоны таинственных берегов Колхиды. Ведь было! Было!
Но куда все унеслось, где растаяло? Где лица женщин и друзей, где неподдельные победы?
«Хоть бы убил меня кто-нибудь», – подумал Нестор.
Знакомо ломило колени, снова пекло под ложечкой, не впервые поднималась к горлу изжога, и поясница давно уже отзывалась на резкие движения сверлящей болью. Извечные стариковские недуги не давали забыть о себе. Если подумать, ничего уже не меняло то, что где-то лежала рукопись Архилоха, что новые отчаянные головы готовились перевернуть мир. Ворота Аида скрипели над самым ухом, и оставить после себя оказалось нечего.