Доппаек выдавали офицерам в качестве компенсации больших физических нагрузок. В боевой обстановке командир несет двойную, тройную нагрузку: это и ночные дежурства, и постоянные проверки службы охранения, и рекогносцировки, связанные зачастую с выползанием на наблюдательные пункты. И все это помимо каждодневных забот и тягостей, которые офицеры несут наравне с солдатами и сержантами.
Но на передовой, где мы все, бойцы и офицеры, вместе переносили холод, голод, страх, ранения, смерти, — здесь все ясно просматривалось, действия всех командиров, всех степеней. Здесь все качества человека проявлялись с беспощадной отчетливостью и столь же беспощадно, без скидок, оценивались. В том числе и скупость. А Леванов был скупой, по натуре скупой. Он свой паек сам втихаря ел, экипажу не давал. Я своего пайка не видел. Экипаж получал и вместе ели. Там и было-то всего ничего, один раз чай попили — и нет того доппайка.
Спрашивается: справедливо ли было такое отношение экипажа к командиру? Должен ли командир делиться тем, что полагается ему по праву? Вроде бы несправедливо и не должен. Но, повторюсь, на передовой — свои законы. Тут правит не воинская иерархия, а человеческая. Значит, отношение экипажа было справедливо. В дальнейшем экипаж Леванова стал одним из самых дружных в полку.
Вот говорят «фронтовое братство». По существу-то, братство это зарождалось после войны: когда встречаются после войны однополчане — вот это фронтовые братья. На фронте были боевые друзья. Что это значит? Это значит: один должен выручать другого в бою, не прятаться за спину товарища, совместными усилиями побеждать врага. Спасать друг друга. У нас, в танковых войсках и САПе, машина горит — мы бежим к ней и, пока снаряды не начинают рваться, помогаем выскакивать экипажу. Вслух об этом, взаимовыручке, не говорилось, не обсуждалось, но в полку каждый знал, что бороться за него будут до последнего. И каждый знал — кто есть кто. Был у нас один командир самоходки из Ивановской области — учитель, а трусоват. Додумался так воевать: люк открыт, у него длинная палка, сам за башней сидит и этой палкой механику командует: по голове стукнет — значит, «стой», толкнет в спину — «вперед», в левое плечо — «поворот налево», в правое — «поворот направо». Абрамов его фамилия была, учитель. Конечно, не все об этом знали — бой идет, кто там особо смотреть будет. Но кто рядом был, те видели. К таким относились недоброжелательно.
В один из дней перед обедом к Валерию Королеву подошел рядовой Ларченко, шофер оперуполномоченного Смерша, и что-то шепнул на ухо. Потом Валерий исчез. Появился он только часа через два, и я, улучив момент, спросил, зачем его вызывал лейтенант госбезопасности. Валера поежился: