Случайность это или чудо, что один человек волшебным образом спасся, а тот, что уже вроде бы избежал беды, погиб? Меня это поразило.
И много было таких случаев.
Меня иногда спрашивают, изменилось ли на войне мое отношение к религии, богу? Могу сказать так. Для меня ничего не менялось — во время войны верил, до войны верил и теперь верю. На войне, конечно, открыто не молился, только про себя. Было запрещено преклоняться перед религией.
Были приметы, я наблюдал. Перед боем, например, мы брились, погибнуть — так побритым. Теперь удивляюсь, бритвы-то были опасные, оселков не было, на ремне бритвы правили; сейчас, наверно, я так и не побреюсь, не смогу опасной.
Еще примета: перед боем обычно обнимались три раза. Не только экипаж, и друзья подходили. Без слов, молча обнимались. Если кто о чем и думал — боялся там или предчувствовал, то про себя. И многие из боя не возвращались.
Верили люди. И в бога верили, и в сны — дурные и хорошие, и в приметы. Если подумать, у нас перед войной восемьдесят процентов населения были крестьяне или из крестьян, а у крестьян приметы, религиозные убеждения, как их ни выбивали, все-таки сохранились.
Я сам, например, вижу такой-то сон. А меня еще бабушка учила что к чему. Скажем, приснилось мне сырое мясо или огонь, головешки. Утром говорю экипажу: «Меня сегодня убьют или ранят». И точно — ранение. Это было как предчувствие.
Моя мама прислала мне крестик, когда я учился в училище. Я его положил в карманчик гимнастерки, потому что нельзя было показывать. После ранения заменяли мне обмундирование, и крестика не стало. Очень жалел, конечно. Не хватало мне этого крестика. А мама, когда я ненадолго заехал домой в сорок шестом, сказала мне: «Вася, ты остался жив, потому что я за тебя богу молилась». Вот так.
Ночь почти незаметно спустилась на землю, окутав дачные поселки и парк крепкими объятиями темноты, скобка месяца скупо освещала отдельные деревья и белые стены ближайших хат. Огонь врага стал стихать. Мимо нашей батареи в сторону немцев прошли полковые разведчики во главе с лейтенантом Григорием Матвеевым. Через четверть часа они уже возвращались, по пути сообщив нам, что на южной окраине немцев нет. Известие и порадовало, и насторожило. Но гадать да размышлять не пришлось, по радио прозвучал циркулярный приказ начштаба Авдиевича: «Всем вперед!»
В темноте самоходки медленно шли на юг, рядом, тоже на малых оборотах, двигались танки. Впереди под прикрытием автоматчиков действовали саперы и танки-тральщики. Миновали центральную аллею, и взводный саперов Воронцов помахал нам красным фонарем, что означало «минное поле». Оказалось, отступая, немцы наскоро набросали на дорогу противотанковых мин, присыпав их землей и листьями.