Зуммер открыл замок на садовой калитке. Хейне распахнул ее. Проходя через сад, они миновали куст сирени; Тайхман увидел, что букет в его руках был того же цвета, что и куст, и решил, что, если во время приветствий возникнет какая-нибудь неловкость, скажет что-нибудь по этому поводу.
У дверей их ждала женщина. Когда они подошли ближе, она оказалась совсем молодой девушкой, которая, очевидно, отрабатывала свой год обязательных работ. Они оставили фуражки, перчатки, кортики и ремни в прихожей и сняли бумагу, в которую были завернуты цветы. И тут перед ними предстала фрау Вегенер. Тайхман не смотрел на нее, но знал, что она здесь. Он смял бумагу и на мгновение задержал в руке, словно не желая с ней расставаться.
На ней была белая шелковая блузка, застегнутая до самого верха, черная юбка и широкий винно-красный пояс. Сначала она поздоровалась с Хейне и Штолленбергом, а потом повернулась к Тайхману. Он поклонился ниже, чем его друзья, и не спешил выпрямиться — так ему не надо было смотреть в ее глаза. Ее рука оказалась маленькой и необычно теплой, а ногти острижены короче, чем раньше. Он не произнес ни слова. Штолленберг, на чей такт он так рассчитывал, как обычно, покраснел и произнес:
— Наверное, я должен сказать, что эти цветы не из вашего сада.
Фрау Вегенер рассмеялась и сказала, что Тайхману трудно было бы нарвать эту сирень в их саду, ведь сейчас еще совсем светло, а куст для него несколько высоковат.
— Да, но Тайхман умеет хорошо лазать, — заявил Хейне.
Глупее ничего нельзя было придумать, решил Тайхман; он готов был разнести весь дом на куски и поклялся себе, что никогда в жизни не окажется больше в такой ситуации.
Их пригласили в комнату, где стояло фортепьяно, а стены украшали пейзажи. В углу висел портрет Брамса. Фрау Вегенер открыла раздвижную дверь, и Тайхман услышал, как она сказала:
— Пришли твои молодые друзья.
Дальше он ничего не разобрал.
— Мой муж сейчас выйдет, — сказала фрау Вегенер, вернувшись в комнату, и предложила им садиться.
Разговором завладел Хейне. Они курили сигареты — Тайхман так и не решился закурить — и пили коньяк из маленьких рюмочек, в которых он был похож на жидкое золото. Фрау Вегенер не курила, но сказала, что ей нравится запах табака. Она обращалась со всеми гостями с одинаковым радушием и очень облегчила положение Тайхмана, ведя себя так, словно они виделись первый раз в жизни. Он никак не мог понять — то ли она такая хорошая актриса, то ли он стал ей совершенно безразличен. В любом случае она очень хорошо играла свою роль, так хорошо, что ему показалось, что перед ним совсем незнакомая женщина. Он решил, что она слишком облегчает ему жизнь, и один раз, когда она громко расхохоталась, его вдруг охватил приступ гнева. Но когда он взглянул на нее, его гнев тут же улетучился.