Историк военно-морского искусства побелел.
— Да, господин курсант, большинство из них просто ругались. Молодой парень, которому было всего восемнадцать лет, дважды крикнул «Мама!», а потом утонул. Так тоже бывает. Кое-кто вспоминает о Боге. Некоторые, плавая в воде, кричат «Помогите!», хотя прекрасно понимают, что помочь им некому. Вполне возможно, что я тоже буду звать на помощь, понимая, что сейчас утону, и я не знаю, господин курсант, что будете делать вы, когда горло у вас забьет солью, и вы поймете, что комедия окончена. Впрочем, сомневаюсь, чтобы вы запели «Германия превыше всего». Хотя бывают случаи, что человек начинает петь, чтобы поддержать в себе мужество.
Хейне сел на место.
— Тем не менее, я доложу о вашем поведении командиру.
— Благодарю вас за это «тем не менее», господин профессор. Я знаю, что традиция требует, чтобы вы доложили о моем поведении.
— Нет, я делаю это по другой причине, — возразил историк и попытался объяснить, что заставляет его подвергнуть Хейне взысканию. Но никто ничего не понял.
На следующий день Хейне получил выговор от командира роты.
Вот как Хейне получил второй выговор.
В день экзамена ротный разбудил курсантов в 4 утра, для того чтобы дать им возможность получше подготовиться к знаменательному событию. Но вместо того чтобы углубиться в чтение учебников, большинство курсантов, рассвирепевших оттого, что их вытащили из кровати в такой ранний час, принялись пить. Одним из них был Хейне. Он и его соседи по комнате стали опустошать бутылки, которые хранили для прощального вечера. Они занимались этим три часа, и Хейне так усердно прикладывался к бутылке, что к 7 часам был уже совершенно пьян. Однако он поспорил с соседом по комнате, что встанет на стул и выпьет целую пинту рома, не отрывая бутылки от губ. И он выиграл пари. Но он не привык пить на пустой желудок и за десять минут до начала экзамена не мог пройти по прямой. Первый час посвящался письменному экзамену по астрономической навигации. Хейне в своем взводе лучше всех знал математику, но в нынешнем его состоянии об экзамене не могло быть и речи. Соседи по комнате обращались к нему за помощью, но он ничего не соображал. Он не мог сказаться больным, поскольку в лазарете сразу же узнают, в чем дело. И тут Рамеру пришла в голову прекрасная идея, что с ним вообще-то редко случалось, и к тому же он был на ножах с Хейне.
Одним из заскоков Рамера была его сестра, которая, как он никогда не уставал повторять своим друзьям, была гораздо красивее Греты Гарбо и при этом исключительно умна. К сожалению, фотографии ее у него не было. Так вот, эта сестра служила в органах гражданской администрации в Польше, и ему хотелось сделать ей подарок — преподнести что-нибудь из своей коллекции, чтобы она могла защитить свою честь и жизнь в этой далекой стране. Но он никак не мог решить, что ей подарить. Это должен был быть маленький пистолет, который помещался бы в дамской сумочке, но в нужный момент не отказал. Целую неделю он обсуждал эту животрепещущую проблему со своими соседями по комнате и курсантами из смежной комнаты. Когда Рамер в сотый раз обратился за советом к Хейне, тот не выдержал и сказал: