Тайхман и Штолленберг поселились в военном лагере Прьен в пригороде Ла-Рошели. Командир с офицерами обосновался в гостинице Шепке в самом городе. Командир, инженер-механик, первый лейтенант и те женатые моряки, которые не получили взысканий, а следовательно, срока на гауптвахте, отправились на берег первыми.
Лодку загнали в сухой док, где остальные члены экипажа должны были стоять вахты.
Эти вахты, как и все остальное в доках, были самым настоящим кошмаром. Вахтенному начальнику предстояло целые сутки торчать на лодке, которая, хоть и была разобрана чуть ли не наполовину, не утратила своей жуткой вони.
Мичманы и старший квартирмейстер по очереди выполняли обязанности вахтенных начальников.
Грохот не прекращался ни на минуту. День и ночь раздавался стук заклепочных молотков, шипение сварки и жужжание дрелей. Чтобы быть услышанным, приходилось орать во все горло. Невдалеке виднелось бетонное укрытие для подводных лодок, окутанное дымом и пылью. Ни шагу нельзя было ступить, чтобы не споткнуться о поручни, мотки кабелей или проволоки, или не попасть под колеса огромных грузовиков. У входа в укрытие, окутанные дымом и еле видимые в пасмурные дни, стояли надводные корабли, на бортах которых выделялись пятна сурика, делая их похожими на прокаженных животных, и ремонтные рабочие роились на них, словно сырные мухи.
Стоя на вахте, ты не имеешь права ничего делать — ни читать, ни спать. Ты можешь только, изнывая от скуки, ждать, когда же закончатся эти проклятые двадцать четыре часа.
Мичманы, свободные от вахт, обедали в ресторане гостиницы Шепке и были весьма этим довольны. Еда была великолепной, и они наслаждались обществом офицеров — все это были исключительно кадровые морские офицеры, худощавые, жилистые, узкобедрые, обветренные, грациозно двигавшиеся, что являлось отличительной чертой профессиональных военных моряков. Все они умели пить — и выпивали громадное количество спиртного. Они никогда не выходили из себя и занимались своим делом спокойно и уравновешенно, без суеты, болтовни и выпендрежа. Возможно, именно такой стиль поведения и позволял им справляться со своей работой. В газетах, в кино и радиопередачах их превозносили до небес, им льстили, им слали приветствия, но, узнав этих приводивших противника в ужас моряков поближе, вы убеждались, что они давно потеряли всякий интерес к газетам и радиопередачам.
Однажды несколько офицеров пошли в кино, и в хронике показали субмарину в подводном положении; в динамиках прозвучало «бух-бух», а комментатор пояснил: «Это взрывы глубинных бомб». Подводники тут же встали со своих мест и покинули зал, думая, что стало бы со зрителями, если бы они услышали взрыв настоящей глубинной бомбы на расстоянии 50 метров от лодки.