Когда же истекло полчаса, он согласился подъехать к «Красному лебедю». Тайхман большим пальцем нажал на гудок.
— Ради бога, парень, — взмолился шофер, — потише.
Почти сразу же в доме открылось несколько окон, оттуда высунулись полуодетые девицы и так обложили шофера, что его щеки запылали.
— Какая гадость, — произнес шофер, вжимаясь в кресло от смущения.
— Ничего, переживешь. Но Штюве уже давно должен был появиться.
Наконец, из дома вышел Штюве.
— Я вам не скорый поезд, — закричал он, на бегу застегивая брюки.
Вернувшись на «Альбатрос», они застали там большой переполох. Командир флотилии объехал все корабли, спрашивая, кто ночью приводил на борт девочку. Но никто не признался.
— Это Паули ее привел, — сказал Штолленберг. — Это случилось во время моей вахты.
— И отправили восвояси во время моей, — заявил Штюве. — Теперь я все понял.
Он вспомнил, что Лёве зачем-то услал его проверить лини. Уже тогда это показалось ему странным.
— Надо было записать все, что произошло ночью, в судовой журнал, — заявил Штолленберг.
— Ага, и загреметь на неделю под арест, как Тайхман.
После обеда командир флотилии собрал команды всех кораблей на пирсе. Рядом с ним стоял человек в форме районного руководителя национал-социалистической партии. Он разговаривал с мужчиной в штатском, который был бел как мел и держал за руку девочку, которой с виду было не больше пятнадцати. Позади них стоял лейтенант Лёве. Вся эта пятерка медленно прошла вдоль строя моряков. Три раза.
Когда они осмотрели первый ряд, командир флотилии скомандовал ему сделать восемь шагов вперед. Также переместился после осмотра второй ряд на пять шагов вперед, после чего группа мужчин с девочкой принялась изучать лица моряков в третьем ряду. Девочка выглядела так, как будто собиралась с минуты на минуту упасть в обморок. Рядом с ней шагал командир флотилии; его лицо было бледным, а скулы выдавались вперед сильнее, чем обычно. Он был похож на хищную птицу, высматривающую добычу.
Лейтенант Лёве доложил, что осмотрены экипажи всех кораблей. Младший лейтенант Пашен обратил его внимание на то, что среди них не было командира «Альбатроса».
— Я знаю. Он болен и лежит в постели.
— Для меня это новость, господин лейтенант.
— Прошу вас, Пашен. Разве можно подозревать в таком деле офицера? Вы ведь и сам офицер!
— Не вижу никакой связи между моей профессией и профессией господина Паули.
— Прошу вас, Пашен, здесь не место для упражнений в диалектике.
Штолленберг сказал, что хочет сделать заявление.
— Лучше помолчи, — посоветовал ему Тайхман. — Не будем позорить флотилию. Это дело можно уладить самим.