— Мне безразлично, какой он человек. Достаточно того, что он снова выбран папой. Хватит. Да еще и старый. Старше Майса, пусть земля будет ему пухом.
— Думаешь, он зажился на свете?
— Генерал? Мне безразличен генерал. Даже если он свернет себе шею, папа тут же найдет другого, третьего, пятого, десятого. И все они будут счастливы жениться на мне. Нет, милый. На свете зажился папа.
Кайал задумчиво смотрит в весеннее сияющее небо.
— Это будет потруднее, чем с графом.
— Я знаю, милый.
— Что же, любимая, давай возвращаться. Наберись терпения. Я решу твою задачку, дай срок.
— Не тяни, Кайал. Не то свадьба может и состояться.
Ночью он приходит в графскую спальню. Он мрачен и страстен. Лоррена тает в его руках — и от наслаждения, и от понимания: он знает, как.
В начале лета во время торжественного выхода к народу Серрьер IV гибнет от руки фанатика. Убийца схвачен — но совершенно невменяем. Все, что он говорит — это "за государя Леорре!". Как ему удалось подобраться так близко, где он раздобыл айтарскую гранату времен битвы при Макате, узнать так н не удалось.
В столице поднялся великий шум. Крейты снова вспомнили о сгинувшем младенце Леорре. Мардены выдвинули сомнительного происхождения слабоумного юнца, вроде бы Фармелина, только уж очень троюродного. Герцог Верейн, как всегда, ловко лавировал между бушующиих кланов и добился общего дворянского собрания. Дав Крейтам и Марденам вдоволь накричаться, он предложил кандидатуру, которая устроила всех. Каждый думал, что сможет вертеть ею как захочет.
Так Лоррена стала королевой Эннара.
-
Только ветер за окном. Капли в стекло. Брызги разбиваются на тысячи бликов.
Там холодно. Приходи, обогрею. Обсушу у очага. Зацелую.
Ветви гнутся. Листья летят, липнут к щекам.
Вымок весь.
Не пришла.
345 год Бесконечной войны
Однажды весной Шулле крепко заболел. Сунулся слишком близко к берегу, поскользнулся на подтаявшем льду и ухнул с головой в Лопотушку. У самого края лед-то тонкий, даже малыша не выдержал.
Простудился, конечно, лежал несчастный, красный, горячий, тихонько ныл и громко, ужасно кашлял. Хальма сбилась с ног, все поила его малиновым листом и липовым цветом, переодевала, обтирала, пела песенки и рассказывала сказки. Неуковыра строго сказал: "Чтоб я тебя в зале не видел! Растишь ребенка — значит, им и занимайся!" Она и занималась. Осунулась вся. Когда мы с Нерой предлагали сменить ее у лежанки, она только мотала головой.
Шулле все кашлял, губы его, сухие и горячие, потрескались, щеки спали, глаза стали, кажется, вдвое больше, обведенные тенями. На третий день Хальма вышла из своей комнаты, зареванная, еле стоящая на ногах от усталости.