— Быки самолеты не угоняют, — ворчу.
— Все остришь. Словом, так: переходишь в отдел по борьбе с контрабандой наркотиками. Я давно договорился, а сейчас они торопят — есть срочное дело и как раз для тебя. Желаю удачи.
Нет, мой начальник никогда не отличался сентиментальностью. Выкинул, как окурок. Все-таки год я у него прослужил, хоть бы теплое слово сказал.
Через два дня начал работать на новом месте, у нового начальника.
Проработал три месяца. Сначала служба мне понравилась — ошиваешься по ресторанам, барам, приглядываешься, кое за кем послеживаешь, кое-кого прихватываешь. Наркоманы, думаю, народ неопасный — как тряпки, бессильные, ничего не соображают, дохляки.
Черта с два оказалось! Взяли одного, продержали в участке, а с ним такое творится! Орет, бьется головой о стену, кусается, царапается — пришло время колоться, а порции-то нет, в участке сидит. Наркоманы — люди конченные. Злейшему врагу их судьбы не пожелаю, за секунды радости — годы мучений, а потом все равно смерть, да какая…
Словом, вытащили того парня на допрос: скажешь, где брал, отпустим. Молчит. То ли не знает, то ли боится. И вдруг как прыгнет, вырвал у сержанта пистолет. «Дайте порцию! — орет, — а то всех убью». Пока сержант делал вид, что ищет шприц, я на парня бросился, скрутить хотел. Ну, дохляк, полсотни килограммов, небось, весит. Куда ему против меня. Ох, друзья мои! Откуда у него столько силы и злости. Все мои дзю-до, каратэ, саватта потребовались, чтобы с ним справиться. Чуть глаз не потерял. Царапины на лбу месяц заживали. Вот вам и дохляк. Но все же скрутил. В камеру бросил. Он там ночью себе вены перегрыз — не выдержал.
И пошло, и пошло. Выследили мы группу переправщиков, заманили в засаду, а как пошли брать, так такая стрельба началась, куда там война! Машина у них оказалась бронированная, стекла пуленепробиваемые, стреляют из автоматов, из ручных пулеметов, гранаты слезоточивые и осколочные между прочим тоже бросают. Как жив остался — до сих пор не понимаю. Все же мы их всех прихлопнули, а когда увидели, что у них в машине было — поняли, в чем дело: на три миллиона! Три миллиона! За такие деньги не то, что полдюжины полицейских, а и родную мать можно на тот свет отправить.
И что интересно. Если бы мы их живьем взяли — считай, каждый по двадцать лет, не меньше схватил. А когда их главаря, того, кому все эти порции принадлежали, ну, на кого они работали, судили, — он из суда на своем, тоже, небось, бронированном, «кадиллаке» спокойненько укатил. Оказывается, нет доказательств его вины! Нет, и все тут. Там столько адвокатов собралось, что их разве переспоришь.