Наши служебные обязанности — это бороться с особо опасными преступниками. А к таким жалости нет!
Да, конечно, мы гуманны. (Иногда даже слишком). Но скажу вам доверительно — когда такие, как этот Рокко и ему подобные, перестают оскорблять землю своим присутствием на ней, я вздыхаю с облегчением.
Думаю, и вы тоже.
Гуманность прекрасное чувство. Только не надо, чтобы гуманность к одним превращалась в безразличие, а то и жестокость к другим.
Когда мы жалеем преступника, мы перестаем жалеть его жертву. А вот это недопустимо.
Так что давайте уж мы будем дружить, смеяться и шутить с теми, кто этого заслуживает.
А в тех, кто убивает, насилует и похищает людей, мы уж, с вашего разрешения, будем стрелять.
Я, лично, считаю, что это и есть гуманность.
…Мы хорошо тогда отдохнули. Я укрепил, как полагается говорить в таких случаях, свое здоровье, свои нервы (на которые и раньше никогда не жаловался).
Укрепление нервов мне пригодилось, как только я пришел на медкомиссию.
Не буду вам описывать этот печальный период моей жизни. Освидетельствования, переосвидетельствования, мои протесты, возмущенные рапорты, начальственные резолюции, беседы в кабинетах от непосредственного начальника до заместителя министра…
Ничего не помогло. Есть, оказывается, начальство поважнее любого министра. Это врачи. Их приговор обжалованию, к сожалению, не подлежит.
И потом есть еще совесть.
— Сходите в спортзал, пойдите в тир, Лунев, — сказал мне в конце концов генерал, — если посчитаете, что все осталось по-прежнему, что ранение вам не мешает, скажите. Обещаю вам: вернетесь в подразделение.
Я пошел в спортзал, пошел в тир.
Уж лучше бы мне туда не ходить! Одно дело, когда слово «не пригоден к…» написано в твоей медицинской карточке, совсем другое, когда ты убеждаешься в этом собственными глазами.
Ребята вначале помогали, а потом утешали, как могли.
Но я и сам все понял.
Видите ли, можно быть очень здоровым, сильным, даже ловким мужчиной в обычной жизни. Но это не значит, что ты годишься в олимпийские чемпионы.
Можно очень неплохо владеть приемами самбо, стрелять, метать ножи. И задержать хулигана, даже грабителя, даже какого-нибудь подонка пострашней это тебе позволит. Но когда ты имеешь дело с преступниками особо опасными, так сказать, бандитами-профессионалами, которые сами великолепно владеют и приемами рукопашного боя, и холодным, и огнестрельным оружием, для которых человеческая жизнь абсолютно ничего не значит, а порой и своя собственная, — тогда уже ты не можешь быть просто мастером нашего дела. Ты должен быть супермастером, виртуозом, каким я был, теперь уже это не прозвучит хвастовством. Был.