Левант внимательно прочел письма, сделал пометки в записной книжке.
– Теперь – какие твои распоряжения насчет дачи?
– Ликвидировать. Через неделю девки должны выехать в Стокгольм.
– Хотя бы приблизительно можешь ты посвятить меня в стокгольмские планы, Хаджет?
– Видишь ли, мой друг, это уже высокая политика, тут начинаются вещи особо секретные.
– Ах, вот как… Значит, я остаюсь в Париже?
– В Стокгольме мне нужны люди только со звонкими фамилиями. Жулья и бандитов и там достаточно.
– Ну, ладно… Я когда-нибудь все-таки обижусь, Хаджет… Теперь объясни – почему ты так мало придаешь значения нефтяным делам?
– Двух таких дураков, как Чермоев и Манташев, тебе вряд ли еще придется подколоть. Афера случайная. Нефтяники сами скоро узнают дорогу к Детердингу.
– Да, ты прав, конечно… Что ж… идем, заснем на часок.
Наверху, у запертой двери в комнату Веры Юрьевны, Хаджет остановился, подманил пальцем Леванта, и вся ухмыляющаяся, зубастая маска его заходила ходуном.
– Эта длинная красивая женщина, как ее… Вера…
– Ну да, Хаджет, эта та самая, константинопольская.
– Вот память, подумай. Ну, конечно. Очень хорошо, очень кстати.
Однопалубный широкий пароход покачивало подводной зыбью. Утонули зеленые французские берега, и в беловатом полутумане-полумгле висело большое солнце над Ламаншем.
Левант и Налымов, разговаривая вполголоса, лежали в парусиновых креслах на палубе. Василий Алексеевич был трезв, в петлице серого костюма краснела розетка Легиона. Левант чрезвычайно удивился, узнав, что орден у Налымова не липовый (пожалован в 1916 году после кровопролитного наступления русского экспедиционного корпуса). От приятной погоды и хорошего завтрака Левант впал в благодушие, – положил руку на колено Василия Алексеевича.
– Вот что значит – аристократ, вас и не узнать, голубчик. А помните, каким явились к Фукьецу, – прямо собиратель окурков. Знаете, жалко, что мы с вами раньше не встречались.
– Если бы мы встретились в Петрограде, я приказал бы лакею вывести вас вон, – ответил Налымов, щурясь на солнце, – а встретились бы на фронте, приказал бы вас повесить, тоже наверно.
Левант громко, искренне рассмеялся. Закурили сигары. Мимо кресел прошли румяный старик с прямыми пушистыми усами, в шотландском пледе на плечах, и длинный англичанин, державший за шнурок слишком маленькую по голове шляпу. Остановились у борта. С приятным смешком старик говорил (по-английски):
– Современники, стоящие слишком близко к событиям, никогда не видят их истинных масштабов. Только историческая наука вносит поправку в оценку современников…