теперь. А как сюда зашли, думаю, все, хана, сейчас мне эту буренку как
kьзtдnдз вручат.
— Есть такое намерение, — согласился Алексей Николаевич.
— Буду очень признателен, — сказал Сайфиев и сунул руки в карманы. Он
почему-то очень разозлился.
— Сейчас организуем.
— Только парное, — напряженно сказал Денис.
— Конечно, — отозвался Алексей Николаевич.
— Вот с этой коровы, — уточнил Денис, махнув подбородком в сторону пеструшки.
Та коротко промычала.
— Хорошо, — сказал замдиректора. — Саша.
Он сказал это вполголоса, и Денис едва услышал — как раз в этот момент ему
будто врезали боксерскими грушами по ушам, обоим одновременно. Сайфиев даже
тряхнул головой. Паскудное ощущение прошло.
Из ворот, в которые упиралось стойло, не спеша вышел щуплый паренек в
резиновом фартуке поверх слишком большого халата. Видимо, Саша. Как он
услышал-то, подумал Денис. Саша подошел к корове и положил руку ей на холку.
Холка крупно вздрогнула, но сама корова осталась стоять на месте. За ее кормой
зажурчало, снизу потек соответствующий запах.
Денис прикрыл нос ладонью. Он почему-то не мог оторваться от Сашиной руки.
Хотя руки и не видно было — ниже кончиков пальцев свисал длиннющий рукав
грязно-серого свитера. Из-под тонкого хлопка выпирала только цепочка костяшек.
Остро выпирала.
Злоба, заставившая Сайфиева так неудачно куражиться, куда-то вытекла —
параллельно коровьим процессам, — уступив место легкой панике. Он решил
немедленно объявиться строгим вегетарианцем, но не успел.
— Я думаю, филей и грудинки немного самое то будет, — предположил Алексей
Николаевич. — Верно, Денис Маратович?
Денис молчал, глядя на Сашину руку. В лицо Саше смотреть совершенно не
хотелось.
Рука двинулась в сторону ворот. Корова, похоже, поняла, куда ей предлагают
пойти, и уперлась всеми конечностями в доски под соломой. Поэтому первое
движение получилось нелепым, как в мультике — пеструшка скакнула сразу на
полметра, будто ее дернул за холку крюк, притороченный к рванувшему с места
бульдозеру. Копыта дробно стукнули в пол, как банда ирландских танцоров.
Корова покачнулась, сохраняя равновесие, часто задышала и покорно поплелась за
Сашей.
Денис не отрывал взгляда от них, затем — от открывшегося на пару секунд
мутного проема, в котором из-за падающего сбоку света невозможно было
различить ничего, кроме той же соломы на полу. Затем — от заслонивших проем
плохо промазанных белой краской ворот.
Сейчас она начнет орать, тоскливо подумал он. Потом захлебнется и замолчит.
Потом мы будем полчаса ждать, пока Саша вырежет филей и вырубит грудинку.
Потом…
Тут Денису стало так плохо, что он временно завязал с прогнозированием. Ему