вылизывать. Впрочем, приглядываться Денису не хотелось. Он вдруг подумал, что
псина может быть и бешеной. И спросил, повернувшись к девочке:
— Малышка, а собаки у вас вообще?..
Умолк. Не потому, что вспомнил, что девочка не то глухая, не то глупая, не то
по-русски не понимает (два последних обстоятельства, впрочем, были
тождественными). Просто не было девочки. И кусты поодаль не шевелились, и по
тропке никто не удалялся. А тропка просматривалась метров на пятьдесят, так
что скрыться из виду за время, что Денис наблюдал за тонкостями собачьего
выхода из истерики, мог бы только какой-нибудь Бен Джонсон — да и то до
позорной дисквалификации и после имплантации в дыхательные пути мощного
глушителя. Денис был уверен, что с того момента, как псина замолчала, не
слышал ни звука. Если не считать, конечно, ставшего совсем неприличным
саундтрека вылизывания собачьих причиндалов.
Денис снова присел и следующий вопрос направил собаке — больше и некому ведь
было:
— Собачка, а собачка. А куда девочка-то делась?
Реакция у Дениса была хорошей — он выдернул кисть практически из клацнувших
зубов псины. Зато отшатнулся будто нетренированный — кабы второй рукой в землю
не уперся, непременно проехался бы задом по траве. И хана брюкам.
— Вот же сука ты вредная, — злобно, но справедливо сказал Денис.
Он поспешно встал, отряхнул ладони и двинулся к моське с намерением двинуть
пяткой в мелкий сморщенный нос. Собака приняла положение низкого старта и
утробно зарычала. Это укрепило Дениса в необходимости провести маленькую
карательную операцию. Но тут он опять обнаружил, что уже не отряхивает ладони,
а скребет под манжетой левой руки, и скрести ему скользко. Да что такое,
подумал, он, швырнул наземь изувеченные сигареты, задрал рукава и с некоторой
оторопью обнаружил, что кровь сочится не из расчесанных укусов, а из пальцев
правой руки. Псинка до них не дотянулась, трава не посекла. Но как-то Денис
умудрился заиметь незаметные среди папиллярных линий, но глубокие порезы —
словно чиркнул по кассете бритвенного станка.
Короткое исследование показало, что роль кассеты успешно примерило на себя
запястье. Цепочка укусов на нем подсохла так причудливо, что ее край образовал
тонкий заусенец, твердый и острый, как кость какого-нибудь солидного вяленого
леща. Это пугало. Еще сильнее пугало, что таким же натянуто-твердым оказался
почти весь участок кожи, широким браслетом опоясывающий запястье и уже
запустивший язык на тыльную сторону ладони.
Скорее домой надо, подумал Денис, но немедленно постарался подавить панику.
Для этого пришлось потоптаться на месте, собраться с мыслями и сделать пару