Дениса.
Цигун успокоить не мог — похоже, ци исчезла вместе с запахами.
Дениса затрясло. Холод пер из паха через пищевод и вымораживал до онемения
горло и язык. Денис вытер слезы, помял живот, пошевелил челюстью, разминая.
Вроде стало легче. Он сел, как для медитации в цзочань, протяжно выдохнул,
протяжно вдохнул и отчетливо сказал:
— Отче наш, иже еси на небеси. Как там дальше-то, господи… Да святится имя
твое, да придет царствие твое. Во имя Отца, и Сына, и Святаго духа. Аминь.
Денис подумал и перекрестился, надеясь, что не перепутал, с какого плеча
начинать. Помолчал, прислушиваясь к себе. И продолжил:
— Ну пожалуйста. Господи, ну пожалуйста. Помоги мне. Избавь меня. Что я
плохого сделал? Я не грешил, я не злодей. Я тебе пригожусь. Всем пригожусь.
Святой буду просто, черт, ну пожалуйста, ну зачем я тебе такой? Как чертила,
блин! Ну помоги мне, Господи!
Немного подышал, приходя в себя, снова вытер слезы и стал читать, старательно
следя за произношением:
— Bismillax ir-rahman ir-rahim. Ну как же это… Ну!
Он ударил себя кулаком в лоб, застыл на секунду и с облегчением продолжил:
— Aw-zu billahi min-a s-saytan ir-racim. Allahu aqbar.
И неуверенно омыл лицо ладонями так, как это делала дауаника*****, мать отца,
когда приезжала к Сайфиевым в гости. Она и научила Дениса паре аятов, она же
вечно доставала его призывами: "Денис, всегда говори "Слава Богу". По-татарски
не знаешь — по-русски говори. Он один, он услышит".
Денис не знал, услышали ли его. Он впал в какое-то совсем глухое отчаяние —
так и сидел, будто в цзочань, уронив кисти ладонями вверх. Потом вдруг
медленно поднял руки и еще раз провел пальцами по щекам. Поставил ладони перед
глазами и принялся рассматривать их. Вскочил. Дико заозирался. Задрал голову,
шаря глазами по небу. И хрипло засмеялся.
— Вот ведь клоуны, блин, — бормотал он сквозь хохот. — А я повелся, как лох,
блин, последний.
Ладони и пальцы у Дениса выглядели совершенно чистыми и здоровыми. Раздражение
на запястьях было просто раздражением, экземой, запущенным расчесом — но никак
не чешуей. Сумерки казались прозрачными из-за полнолуния — луна была огромной,
будто спешила на помощь Денису и уже преодолела половину дистанции. Прочие
мелочи наверняка имели примитивное объяснение. Нюха не было — так и нечего
было особо нюхать-то.
Необъяснимым следовало считать только поведение Насырова с присными. Чего ради
было устраивать масштабную мистификацию с маскарадом, пугать федерального
инспектора до пурпурного поноса и выкидывать на помойку почти неизбежный,
притом оглушительный, карьерный скачок? Ответа не было. Да искать его Денис и