– Почему?
– Наш лорд Генрих всегда делает то, что хочет.
– Верно. Но все же, Ральф, – спросил Гриффин тихо, – почему?
Посланец отвел глаза:
– Генрих всегда любил тебя.
– Не настолько, – мрачно возразил Гриффин. – Не настолько, чтобы отложить заключение соглашения, отдающего страну в его власть.
Он снова пробежал глазами бумагу.
– Два дня назад к нему прибыл гонец от фиц Майлза, – неохотно произнес Ральф.
Гриффин медленно кивнул с задумчивым видом:
– Но какое отношение это имеет ко мне?
– Фальк, что ты знаешь об Эсташе? – спросила Гвин как можно непринужденнее.
Этим утром мир окутала жемчужно-серая пелена тумана, и голоса их отдавались эхом, будто они были в пещере. Фальк смущенно посмотрел на нее:
– Об Эсташе?
– О принце как о человеке, хочу я сказать, и обо всем остальном.
Она стояла совсем близко к своему военачальнику. Волнение сжало ее желудок спазмой, и там образовался тугой узел прямо под стучащим как молот сердцем. С самого раннего утра, как только Гвин поднялась с постели, ее преследовало ощущение нависшей над ними неотвратимой опасности. Возможно, виной тому были ночные кошмары: от них ей всегда бывало скверно на следующий день, она ощущала слабость и тошноту.
Они стояли возле покато спускавшейся части двора, где тренировались оруженосцы и рыцари. Было еще слишком рано, чтобы приниматься за дневную работу. Даже Фальк при всей своей строгости не требовал, чтобы его люди начинали тренироваться до того, как проглотят свой кусок хлеба и запьют его кружкой эля.
Фальк внимательно посмотрел на нее:
– Вы спрашиваете, каким человеком был Эсташ?
– Да.
Пронзительный взгляд Фалька остановился на ее лице.
– Всю жизнь он провел на войне, миледи. И как вы полагаете, какое действие война оказывает на человека? Принцы опускаются до уровня простолюдинов. Война оказывает губительное действие на всех.
– Не на всех. Не всех она губит и развращает.
Фальк встретил ее взгляд:
– Вы думаете о своем отце.
Но она думала не о нем. Она думала о Гриффине. Хотя теперь, в эту минуту, задумалась и об отце.
Настало неловкое молчание, потом Гвин спросила срывающимся голосом:
– Так как насчет Эсташа, Фальк? Я спрашивала о королевском сыне.
Фальк прочистил горло, положил мясистую руку на рукоять своего меча и опустил взгляд в землю:
– О, миледи, он подлее, чем другие.
– Что?
– У него всегда свое на уме, и нечто такое, что не заслуживало уважения. Более того: пожалуй, он был достоин презрения.
– Вот как! – воскликнула потрясенная Гвин.
– И не воображайте, миледи, что ваш брат придерживался другого мнения.
Ее рот беспомощно раскрылся: