– А теперь? – спросила Гвин, поднимая на него глаза. – Что теперь?
Гриффин покачал головой:
– Понятия не имею.
Она указала на шкатулку, в тайном отделении которой были видны свитки:
– Что это такое?
Они медленно переключили внимание, на свитки. Гриффин взял один из них в руки.
– Тонкий пергамент, – сказал он.
Дорогой. Но следующий свиток, взятый из шкатулки, вызвал у нее потрясенный вздох.
– Это медь? – спросила она едва слышно, потому что в горле у нее пересохло. – Что это такое?
На лице Гриффина читалось изумление.
– Карты.
– Карты?
Он взял несколько листков тонкого пергамента и несколько тонких листов металла, похожего на бронзу. Она непонимающе смотрела на них.
– Что это за карты?
– Карты сокровищ, – пробормотал Алекс.
Гвин склонилась над столом. Она могла различить причудливые линии и каракули на некоторых документах, которые вполне могли означать конец земельного массива или начало водных путей. Уловила изображения мифических животных, яркие живые краски и надписи, от которых, казалось, исходил запах пыли, росы, целебных трав и древних тайн.
Гвин посмотрела на Гриффина, склонившегося над свитками. Губы его беззвучно шевелились: он читал латинский текст, начертание которого она узнала, потому что помнила, как выглядели манускрипты монахов.
Она ощутила нечто странное в спине, что могла бы назвать предвкушением судьбы, и это ощущение заполнило все ее тело свежестью и новизной и отчасти страхом.
– Что все это значит? – спросила она шепотом.
– Это означает, что он наследник Карла Великого, – послышался голос Алекса из тени.
Она подняла голову и посмотрела на них:
– И что это будет значить для него?
Гриффин поднял голову и посмотрел на нее, удерживая ее взгляд, но его взгляд оставался непроницаемым.
Теперь Гвин увидела в нем подлинное величие, скрытое, но ощутимое, и у нее захватило дух.
– Это означает привилегию и бремя, потому что он должен охранять тысячелетние сокровища, – произнес Александр голосом, способным быть услышанным армией Генриха, как если бы она находилась на расстоянии трех лье отсюда. – Это означает, что, пока есть потребность биться за Господа – что ведет к славе, но порождает и алчность, – эта потребность есть средство защиты подлинных сокровищ наших душ. Это означает, что кровь Гриффина несет в себе пурпур королей и что он Хранитель святынь.
Гвин посмотрела на Гриффина с отчаянием:
– О каких святынях ты говоришь, Алекс?
– О ковчеге Завета. О копье Судьбы. О Туринской плащанице.
Теперь заговорил Гриффин, и его слова звучали как торжественная музыка, тихо и ритмично, и от звука его голоса волоски на ее спине встали дыбом.