– А чего хотел от тебя Эндшир?
– Моих денег, конечно, – ответила она.
– У тебя их так много?
– Уже нет.
Он не сводил с нее властного взгляда, и какая-то затаенная часть ее натуры испытала под этим взглядом и страх, и возбуждение.
– Ты их уже растратила? – предположил он сухо. – Когда Марк об этом услышит, будет лить слезы.
– Войны и без того вызывают слезы.
Он отвернулся.
– Войны заставляют плакать кровавыми слезами, мистрис.
Он прошел через спальню к жаровне, чтобы помешать угли. Лицо его было освещено оранжевыми отблесками огня, и все плоскости этого лица высветились, а тени, напротив, стали резче, как будто он был высечен из цельного куска камня.
– Это верно. Войны чреваты кровью и стонами и рыданиями женщин, чьи мужья погибли.
Он бросил на нее взгляд через плечо:
– Ты потеряла мужа?
– Нет.
Он снова занялся углями.
– Может быть, отца?
Она села и выпрямилась:
– Да. Откуда ты знаешь?
Он не ответил.
– Вы, мужчины, можете вести свои войны, – сказала она резко, возбуждаемая какой-то внутренней силой, – Мой отец воевал очень много в заморских странах и считал эти войны волнующими.
– Мой отец тоже воевал в Святой земле, когда пал Святой город.
Она улыбнулась с горечью:
– И ты тоже считаешь войну славным делом?
– Иногда приходится воевать, чтобы получить обратно то, что принадлежало тебе по праву, – возразил он холодно.
– Хочешь сказать – как пытался Марк? Поверь мне, Язычник, я не приемлю войн, движимых личными амбициями мужчин. Бремя мужских амбиций женщины несут даже в мирные времена.
Он развел руки в стороны и держал их ладонями вниз над горящими угольями.
Потом резко отвернулся от огня, пересек комнату и, взяв кувшин, налил эля в две кружки.
– Первый тост – за леди. – Он протянул ей кружку.
Она рассмеялась, польщенная его вниманием. Возможно, его настроение нескольких последних минут было преходящим. Она расслабилась и снова опустилась на подушки, приняв предложенный напиток.
– Было бы правильнее выпить одновременно за странствующих рыцарей и напуганных женщин. Мы выдержали недурную потасовку. Верно?
– Да, – сказал он, опускаясь на скамью у стены, и улыбнулся, не в силах удержаться от легкой насмешки, несмотря на самые лучшие намерения. Чувственность его улыбки казалась Гвиневре всепроникающей – от нее почти останавливалось сердце.
Она снова пригубила эль, и на несколько минут воцарилась тишина. Из-под ресниц она наблюдала за его фигурой, тонувшей в тени и, казалось, заполнившей собой всю комнату.
Сейчас на нем были мешковатые серые штаны и свободная рубаха без пояса. Шея, похожая на мощную колонну, нисходила к широким плечам и будто высеченному из камня торсу, тугому, натренированному годами владения мечом и необходимостью носить тяжелые рыцарские доспехи. Она не смела дать своему взгляду опуститься ниже, к его бедрам, но знала, что и нижняя часть его торса налита такой же взрывной энергией. И при этом, что было невероятно притягательным, во всем его теле чувствовалась свободная грация ловкого хищника.