Все? Далеко нет еще! "Причины, касающиеся законов". "О пении". "Об идеях". "Об идолах". "Рог изобилия". "О душевном состоянии мудреца". "Тритогенейя" - о трех основаниях человечности. "Пифагор". "Плавание по Океану".
- Поистине, - взволнованно воскликнул Диагор, - ты сам Океан, а плавание по Океану - это познание того, что познано тобой!
Он достал из расписного сосуда книгу "О цели и хорошем расположении духа", развернул свиток и стал читать.
"Мерой полезного и вредного служат радость или ее отсутствие... Самое лучшее для человека проводить жизнь в наивозможно более радостном расположении духа и наивозможно меньшей печали, а этого можно достигнуть, если не искать удовольствия в ничтожном и преходящем... Усвой эту мысль, и ты будешь всегда в добром расположении духа и изгонишь из души ее проклятых спутников: зависть, честолюбие и раздражение..." Углубившись в чтение, Диагор не заметил, как опять вошла Демо, и, только услышав ее голос, оторвался от свитка.
- Господин велел тебя спросить, будешь ли ты ужинать сейчас или позже. Если позже - просит, чтобы ты пришел к нему туда, где он сидит.
- Ужинать? - переспросил Диагор. - Что ты, Демо, что ты! После такого обильного обеда я смогу поужинать только через два или три часа, не раньше.
- Тогда пойдем, я провожу тебя.
- Идем!
Диагор поставил на место свиток, и они вышли.
Быстро сгущался розовый сумрак. Таинственные тени копились в темных кронах смоковниц и яблонь, делали непроницаемо-черными высокие кипарисы и тополя. А сквозь силуэты деревьев сада мрачно рдела полоса гаснущего заката, которую то и дело перечеркивали мечущиеся между деревьями нетопыри. От бесшумности и стремительности их полета становилось тревожно на душе.
Иная картина открылась, когда Диагор и Демо вышли к морскому берегу. Огромный туманный простор тихого моря, цвет которого был скорее белесовато-розовым, чем голубым, засыпал под тусклым отсветом зари. Угасали, таяли дымно-розовые блики на распушенных ветром облачных барашках.
Лишь одно небольшое, похожее на рыбу, лимонно-золотое облако в вышине было еще насквозь пронизано солнцем. Но постепенно гасло и оно, а вокруг него меркла пустая, зеленоватая голубизна.
Вдруг сильно зашумели, закачались ветви деревьев. С далеких гор подул свежий, порывистый бриз. Погнал в море пряные запахи земли, разузорил его темными дорожками.
В отдалении, у плоского дымчато-голубого мыса, поднялись над водой тысячи дремавших на ней чаек, беспокойно зареяли, закружились. Криков не слышно было - их относил ветер.
Где же Демокрит? На камне нет его.