Возможно, что поэма эта будет напечатана, но при условии, что фамилия автора названа не будет. Литераторы, которые читали эту поэму, не очень одобряют ее — в ней нет мастерства. С точки зрения нравственности она безупречна и нет в ней никаких политических высказываний. Впрочем, в стихах много мест живописных и красот истинно поэтических, иногда обнаруживающих зрелое перо.
Миша очень просил дать ему прочитать эту поэму. Афанасий Алексеевич сказал, что, по его мнению, можно дать, потому что ничего вредного в этом произведении нет — наоборот, повесть вполне благонадежная, сюжет исторический. Афанасий Алексеевич обратил внимание, что в сердце Бестужева, когда он томился в крепости, теплилась надежда, что он не будет забыт потомством. Бестужев писал в своей поэме:
Я не исчез в бездонной мгле,
Но, сединой веков юнея,
Раскинусь благом по земле,
Воспламеняя и светлея!
И, прокатясь ключом с горы
Под сенью славы безымянной,
Столь отдаленной и желанной,
Достигну радостной поры,
Когда, познав закон природы,
Заветный плод, во мгле времян,
Людьми посеянных семян.
Пожнут счастливые народы!
Юный Лермантов быстро прочитал эту поэму. Отдельные строки ему понравились несказанно — так понравились, что он их запомнил:
Видно, милая грустна
В пышном тереме высоком…
Так писал Бестужев-Марлинский. Мальчик напевал эти строки, и его дразнило желание как-то переделать их…
Запомнились ему еще такие строки:
И дом русалки молодой
В волнах растопленной денницы
Слиян из граней хрусталя…
Но больше всего понравилось мальчику описание того, как витязь несется в челноке среди бурных волн по морю:
Но вот ярящимся Дунаем,
То видим, то опять скрываем,
Ловец плывет на челноке.
Белеет парус одинокой,
Как лебединое крыло,
И грустен путник ясноокой;
У ног колчан, в руке весло.
В этой тяжелой, не доработанной Бестужевым-Марлинским строфе юный Лермантов одобрил только одну строку:
Строка эта могла бы быть забытой — ведь Бестужев-Марлинский редко писал стихи и почти не работал над ними: он был известен как беллетрист и критик. Однако Лермантов запомнил эту строку на всю жизнь.
Прочитав эту поэму, он несколько дней был задумчив и даже не спрашивал Арсеньеву, скоро ли в Москву. Наконец он попросил у бабушки альбом своей матери и сказал, что хочет там нарисовать морской вид с парусной лодкой.
Арсеньева знала, что мальчик старается украсить альбом матери рисунками, которые имеют для него особое значение и смысл, и разрешила ему рисовать. Этот набросок, сделанный еще детской рукой, сохранился до наших дней. Вглядимся в него.